Русско-византийский стиль
| Русско-византийский стиль | |
|---|---|
| | |
| Архитекторы |
Константин Тон, Николай Ефимов |
| Концепция | Соединении декора древнерусской архитектуры и приёмов русского классицизма |
| Страна |
|
| Дата основания | 1820-е |
| Дата распада | 1900-е |
| Важнейшие постройки | Храм Христа Спасителя в Москве, Большой Кремлёвский дворец |
Ру́сско-византи́йский сти́ль (Тоновская архитектура, Тоновский стиль) — направление в архитектуре и декоративно-прикладном искусстве, которое базировалось на соединении декора древнерусской архитектуры и приёмов русского классицизма[1]. Стиль зародился в Российской империи в первой половине XIX века. Основоположником данного стиля принято считать Константина Тона. Оформившийся в начале 1830-х годов как целостное направление, русско-византийский стиль был неразрывно связан с понятием народности, выражая идеи культурной самодостаточности России, а также её политической и конфессиональной преемственности по отношению к Византии[2].
Стиль, разработанный Тоном, был весьма относительно «византийским», так как в нём не применялись византийские формы. Для него характерно сочетание классицистических монументальных объёмов с деталями, выполненными по мотивам соборов Московского Кремля и памятников владимиро-суздальской школы. Начавшийся в ходе развития русско-византийского стиля сбор материалов о древнерусском искусстве привёл к формированию российской архитектурно-реставрационной школы, что способствовало развитию с 1850-х годов отдельных направлений — русского стиля, основанного на глубоком изучении архитектуры России допетровского времени, и неовизантийского стиля, основанного на глубоком изучении архитектуры раннехристианского Рима и стран христианского Востока.
Архитектура
1800—1820-е годы. Поиски национального стиля
На рубеже XVIII—XIX века деятели русской культуры впервые предприняли попытки профессионально разобраться в различиях русского и западноевропейского искусства эпохи Средневековья. Характерной в этом отношении стала экспедиция 1809—1810 годов, организованная Алексеем Олениным, с целью «открытия и описания древних достопамятностей». Маршрут экспедиции включал Великий Новгород, Тверь, Можайск, Калугу, Зарайск, Рязань и другие древние города. Таким образом, Алексей Оленин стал инициатором нового вида деятельности по изучению древнерусского искусства, которое у современников получило название «художественной археологии». Систематический характер данные изыскания приняли не сразу, прерванные Отечественной войной 1812 года. С другой стороны, Отечественная война дала толчок к росту патриотических настроений в обществе, что сказалось на изучении исторических памятников и развитии искусства. Возникла «живопись народных сцен», в литературе — обращение к фольклору и народному языку. В 1820—1830-е годы ознакомлением публики с «историческими достопамятностями» занимался журнал «Отечественные записки»[3].

«Художественная археология» оказала большое влияние на формирование национального направления в русском искусстве XIX века. От успехов деятельности «археологов» позже зависело формирование русско-византийского стиля, так как они обеспечивали архитекторов-практиков необходимыми сведениями об исторических памятниках, которые могли стать прообразом для современного зодчества[4]. В период кризиса русского классицизма в первой трети XIX века, в русской художественной культуре стало зарождаться новое стилистическое направление, противопоставлявшее себя «западничеству» русской готики и экзотическому ориентализму, ориентированное на использование русских архитектурных прототипов. В 1820—1830-х годах возник всплеск интереса к историческому прошлому России, к проблеме самобытности, особенностям древнерусской архитектуры[5].
Только возникающее в 1820-х годах в России искусство реставрации памятников требовало уже более тщательных историко-архитектурных исследований. Представления о целях и методах реставрации в тот период сильно отличались от современных. Характерные примеры — «возобновления» двух древних сооружений: Спасо-Преображенского собора в кремле Нижнего Новгорода и Десятинной церкви в Киеве. Необходимость перестройки нижегородского собора возникла ещё в 1816 году, но только в 1827 году был объявлен конкурс на снос старого здания и строительство нового, «избрав лучший образец действительно древних соборов». Николай I, изучив проекты, постановил, что окончательный вариант следует разработать «придерживаясь елико возможно старинного вида собора». Новый проект в 1828 году разработал Авраам Мельников. Построенный к 1835 году храм совмещал «схему» исторического памятника и элементы классицистической «регулярности». Доминирование в здании традиционных черт позволяет поставить собор в ряд первых по времени построек в русско-византийском стиле[6].

Если при постройке нижегородского храма архитектор имел возможность ознакомиться с прототипом, то по иному дело обстояло с Десятинной церковью в Киеве. Древний образец каменного зодчества был разрушен в XIII веке. В 1824 году по инициативе историка-любителя митрополита Киевского Евгения (Болховитинова), началось археологическое обследование фундаментов храма. Позже возникла идея «возобновления» церкви, проект которого разработал киевский городской архитектор Андрей Меленский. В Академии художеств не смогли прийти к единому мнению по поводу проекта, так как внешний вид Десятинной церкви не был известен. Разобраться в вопросе поручили архитектору Николаю Ефимову, который первым из русских архитекторов провёл всестороннее изучение памятника архитектуры с целью реставрационных работ[7]. В данном деле Ефимову покровительствовал Николай Оленин, желавший, чтобы архитектор составил два проекта: один как опыт реконструкции древнего сооружения, а второй — как проект восстановления без привязки к старинному образцу, но на основе рисунка самого Оленина[8].
Николай Оленин также распорядился, чтобы Ефимов по пути из Киева посетил Москву, с целью осмотра старинных храмов. Там архитектор провёл ноябрь и декабрь 1826 года, а в феврале-марте 1827 года изучал древние церкви в Новгороде. Таким образом Николай Ефимов стал одним из родоначальников научного исследования древнерусской архитектуры: он первым занялся подготовкой исторических и археологических материалов по древним памятникам. Позже обмеры Ефимова послужили одним из источников для церковных проектов Константина Тона. На основе сохранившихся чертежей архитектора, предполагается его авторство реконструкции Крестовоздвиженской церкви и Спасского собора новгородского Юрьева монастыря 1823—1826 годов. Массивное луковичное пятиглавие и кубовидный объём, в сочетании с классицистическим декором фасадов данных построек, делают их наиболее ранними примерами русско-византийского стиля в церковной архитектуре[9].
Всего на постройку Десятинной церкви было представлено три проекта: Андрея Меленского, Николая Ефимова и Василия Стасова. В 1825 году предложения были рассмотрены императором Александром I и переданы президенту Академии художеств Алексею Оленину. Утвердили проект Стасова и 2 августа 1828 года церковь была заложена. Видный зодчий-классицист в этом проекте отказался от характерных для его творчества приёмов, создав стилизацию в духе древнего русского зодчества, основанную на крестово-купольной системе, пришедшей в древнерусскую архитектуру из византийской. Декор фасадов при этом представлял собой произвольную вариацию на тему средневековых храмов. Считается, что Десятинная церковь (1828—1842) также являлась предвестницей нового национального направления в архитектуре, которое современники позднее определили, как русско-византийский стиль[10][11].

Вторым примером поисков самобытности в архитектуре 1820-х годов стала ещё одна работа Стасова — церковь Александра Невского в русской колонии Александровка в Потсдаме (1826—1830). При разработке проекта церкви архитектор получил указание от императора создать русский «национальный» храм. Стасов выбрал в качестве прообраза средневековую архитектуру Москвы, олицетворявшую национальную самобытность русской архитектуры. В результате под Берлином был выстроен храм, который уже в советском искусствоведении описывали термином «ложновизантийский стиль». Обе постройки объединяло использование «ложновизантийской» трактовки призматического объёма с пятью куполами, поставленными на высокие барабаны[12]. В этих двух храмах уже проявилось характерное для русско-византийского стиля сочетание классицистической монументальности объёмов с деталями, «сочинёнными по мотивам» соборов Московского Кремля и памятников владимиро-суздальской школы[2].
Проекты Спасо-Преображенского собора в Нижнем Новгороде и Десятинной церкви в Киеве, составленные при участии Академии художеств, получили широкую известность в архитектурных кругах. Однако, они не были характерны ни для творчества Василия Стасова, ни для Авраама Мельникова, ни для русской архитектуры того периода, оставшись на уровне отдельных экспериментов. Считается, что именно эти произведения предвосхитили русско-византийское направление в архитектуре, получившее распространение с 1830-х годов[13][12][14].
1830—1850-е годы. Расцвет русско-византийского стиля
Расцвет русско-византийского стиля в русской церковной архитектуре начался с 1830-х годов и был связан с деятельностью архитектора Константина Тона. Большое влияние на распространение стиля оказала политика государства. Идеи классицизма, с его демократической направленностью, перестали удовлетворять требованиям самодержавия, что вылилось в провозглашение теории официальной народности, воплощённой в триаде: «православие, самодержавие, народность». Новые идеологические установки отразились и на архитектурных кругах, в которых стали сомневаться в современности классицизма и его соответствии русским художественным традициям и обычаям. Внешним выражением этой теории в искусстве стал именно русско-византийский стиль[14][12].

Тоновский вариант стиля начался с конкурса на проектирование церкви Святой Екатерины у Калинкина моста, где приёмы русско-византийского стиля впервые использовались для возведения нового сооружения. Проекты, представленные на первый конкурс 1827—1828 годов, были отклонены императором, сетовавшем, что «все хотят строить в римском стиле», в то время как «у нас в Москве, есть много прекрасных зданий совершенно в русском вкусе». Константин Тон обратился к «художественным археологам» Алексею Оленину и Фёдору Солнцеву, и на основе их рисунков составил проект в стиле русской архитектуры XVI—XVII века, который был принят Николаем I вне конкурса и прославил Тона. В эскизе церковь представляла собой типичный крестово-купольный храм с тремя апсидами и пятью луковичными главами. Национальное своеобразие постройки выражалось во внешнем декоре, заимствовавшем характерные для русской архитектуры детали: перспективный портал, аркатурный пояс, килевидные закомары, кокошники. Церковь была построена в 1831—1837 годах. Успех проекта храма связывают с тем, что Николай I увидел в его «национальных» формах прямое соответствие концепции официальной «народности»[13][15].
Первый успех позволил Константину Тону продолжить проектирование храмов и часовен в русско-византийском стиле как в Санкт-Петербурге, так и в других городах России. Кульминацией стиля стал Храм Христа Спасителя в Москве (1839—1883), заложенный рядом с Кремлём как памятник войне 1812 года, победа в которой была истолкована как победа православия. Проект храма продолжал линию, разработанную Тоном в эскизе церкви Святой Екатерины: древнерусский декор был соединён с жёстко симметричной структурой, воспитанной русским классицизмом. Наиболее впечатляющей особенностью храма стала просторность интерьера, обеспеченная техническими достижениями XIX века. Поддержка русско-византийского стиля на государственном уровне была «беспримерно энергичной» и способствовала его распространению по всей стране. Работа по изучению древних памятников и разработке проектов привела к появлению в 1839 и 1844 годах альбомов образцовых проектов церквей в русско-византийском стиле. Высочайшим указом императора от 1841 года эти проекты рекомендовались как эталон национально-патриотической архитектуры. Стиль был поддержан и государственным заказом, воплотившись в постройках крупных соборов по всей России[15][16][17].
Широкое распространение русско-византийского стиля в храмовом строительстве по всей территории Российской империи было связано в первую очередь с архитектурной программой императора Николая I. Одним из главных направлений в церковной жизни столетия стала миссионерская деятельность, часто сопровождавшаяся учреждением новых епархий — в царствование Николая I их было учреждено больше, чем за весь XVIII век. Именно новые епархии нуждались в новом храмовом строительстве. На Крайнем Севере, в Сибири и на Дальнем Востоке предстояло освоить целые области, не имевшие своей архитектурной школы. В Польше, Прибалтике и на Кавказе привить традиции православного зодчества. С учреждением новой епархии сразу ставился вопрос о строительстве кафедрального собора, поэтому чрезвычайно большое распространение получил соборный тип храма. Постепенно такие церкви по образцовым чертежам Константина Тона стали возводить не только в главных городах епархий, но и в уездных городах и даже сёлах[18].

Характерной чертой русско-византийского стиля стало возведение крупнейших построек «государственного» масштаба в Москве, утвердившееся в общественном мнении отношение к которой как к олицетворению народности, стали использовать идеологи самодержавия. Помимо Храма Христа Спасителя, в древней столице было возведено ещё одно крупномасштабное здание — Большой Кремлёвский дворец (1839—1849, архитекторы Константин Тон и Фёдор Рихтер). При разработке проекта были применены характерные черты русско-византийского стиля, основанные на формах соседнего Теремного дворца XVII века, в частности обрамления окон, многократно повторённые в большем масштабе. «Храм Христа Спасителя и Большой Кремлёвский дворец в совокупности должны были стать зримым олицетворением официальной доктрины, представлявшей смысл русской народности в виде союза церкви как силы идеологической и самодержавного государства как силы политической», — писала историк архитектуры Евгения Кириченко. Единое целое с Кремлёвским дворцом образовывало и возведённое по проекту Тона здание Оружейной палаты (1844—1850), в строительстве которой принимали участие Николай Чичагов, Владимир Бакарев, Пётр Герасимов и другие архитекторы[16][19][20].
Градостроительные мероприятия в древней столице вскоре получили широкий отзвук в архитектурно-градостроительной практике провинции, в частности в городах Поволжья. Особо крупные градостроительные проекты, осуществлявшиеся практически синхронно с работами в Московском Кремле, были развёрнуты в Казанском кремле. Они вдохновлялись той же идеологической программой и разрабатывались в родственных архитектурных формах, отчасти и тем же архитектором — по проекту Константина Тона в 1845—1848 годах был возведён «дом военного губернатора с помещениями для императорских квартир» на том месте, где стоял дворцовый ансамбль Казанского ханства. Как и в Москве, где восстанавливались древние храмы Теремного дворца, в Казани в 1852—1859 годах была восстановлена примыкавшая к губернаторскому дворцу церковь Святого Духа конца XVII века, построенная на месте татарской мечети. Подобное проектирование являлось характерным примером политики русификации того времени. Работам по строительству дворца и церкви предшествовало обновление главного храма Казанского кремля — Благовещенского собора. В 1841 году по проекту Фомы Петонди к собору была пристроена выдержанная в духе раннемосковской школы и творчества Тона огромная трапезная, заслонившая первоначальное здание[21].
Высочайший указ 1841 года о придании русско-византийскому стилю статуса государственного соблюдался, особенно в первые годы после его обнародования, довольно строго. У Константина Тона появилось много последователей среди архитекторов, либо «привязывавших» его образцовые проекты на местности, либо самостоятельно развивавших идеи заслуженного мастера. В мастерской самого Тона разрабатывались проекты храмов для Саратова, Свеаборга, Яранска, Томска, Красноярска. Проект церкви Святой Екатерины, включённый в число образцовых, был использован при возведении церкви Ижевского оружейного завода и собора в Воронеже. Композицию Введенской церкви в Семёновском полку почти буквально воспроизвёл Александр Кутепов при строительстве Рождественского собора в Ростове-на-Дону (1854—1860). Тот же проект использовался при возведении Святодуховского кафедрального собора в Петрозаводске[22].

Одним из наиболее ярких последователей Тона стал петербургский архитектор Николай Ефимов — автор проекта Воскресенского Новодевичьего монастыря (1848—1860-е). В 1845 году архитектор Алексей Шевцов разработал в формах классицизма и барокко проект церкви Воскресения в Малой Коломне, который был отклонён императором. Новый проект составил Николай Ефимов, опираясь на схему, разработанную Тоном. Храм был построен к 1852 году. В 1845—1852 годах была выстроена единоверческая церковь Святого Николая («Миловская»), для проекта которой Ефимов также использовал наработки Тона. В 1851—1854 годах архитектор переработал проект церкви на поле «Полтавской баталии» 1709 года Иосифа Шарлеманя, превратив храм в ещё один характерный памятник русско-византийского стиля (в конце XIX века церковь была перестроена Николаем Никоновым в русском стиле)[23][24].
Ориентировались на тоновские проекты и крупнейшие зодчие второй трети XIX века — Роман Кузьмин, Андрей Штакеншнейдер, Михаил Быковский. Придворный архитектор Штакеншнейдер использовал приёмы русско-византийского стиля в проекте церкви Святой благоверной мученицы царицы Александры. Проект был составлен по велению императора в 1851 году. Храм был заложен в том же году в Бибигоне, близ Петергофа, и отстроен к 1854 году. Церковь стала выразительным примером русско-византийской храмовой архитектуры, сочетавшим мотивы московского церковного зодчества, элементы ордерной системы и оригинальные конструктивные решения. В 1855 году по проекту архитектор была построена церковь святого Григория Богослова в Сергиевой Приморской пустыни — небольшой одноглавый храм в русско-византийском стиле, заложенный над могилой генерал-лейтенанта Григория Кушелева. Главный архитектор Министерства Императорского Двора Роман Кузьмин спроектировал и построил в 1845—1852 годах Собор Святого Апостола Павла в Гатчине. Композиционно-пространственное решение и оформление фасадов почти полностью совпадало с приёмами, разработанными Тоном. Некоторые черты русско-византийского стиля использовал в своём творчестве и такой оригинальный зодчий, как москвич Михаил Быковский. Отдельные приёмы стиля прослеживались в спроектированных им храмах — Алексиевской церкви Ново-Алексеевского монастыря (1853), Никитской церкви в Старых Толмачах (1858), Знаменской церкви в Ховрино (1868—1870)[25][26][27][28][29].

В 1840—1850-е годы на территории Слободской Украины развивался слобожанский вариант русско-византийского стиля, связанный с проектной деятельностью Андрея Тона, брата Константина Тона. Архитектор начинал деятельность как представитель классицистической школы, однако когда его младший брат завоевал признание в столице, он последовал его начинаниям. Храмы русско-византийского стиля в его исполнении имели некоторые отличия: отказ от позакомарного перекрытия крыши и замена его скатным; использование в декоре элементов слобожанской храмовой архитектуры XVII века. По проектам Андрея Тона были построены Храм Усекновения Главы Иоанна Предтечи (1845—1857) и Свято-Троицкая церковь (1857—1860) в Харькове, Вознесенский собор в Лебедине (1858), надвратная Свято-Покровская церковь Святогорской лавры (1851)[30].
Русско-византийский стиль оказал влияние на немецкого архитектора Филиппа Гофмана, придворного зодчего Адольфа Нассау-Люксембургского. В 1848—1855 годах он построил церковь Святой Елизаветы в Висбадене для упокоения Елизаветы Михайловны, племянницы императоров Александра I и Николая I, супруги Адольфа Нассау-Люксембургского. Первоначальный проект храма, выполненный известным архитектором Карлсруэ Г. Хюбшем был отклонён, так как не соответствовал традициям православной архитектуры. Выполнить проект поручили Гофману, который в 1846—1847 годах ознакомился с современной храмовой архитектурой России. Большое впечатления на архитектора произвели масштабы строительства храма Христа Спасителя в Москве и архитектурный замысел Константина Тона. В России Хоффман сделал эскиз будущей церкви в русско-византийском стиле[31].

Своеобразный вариант русско-византийского стиля воплотился в проектах и постройках Григория Гагарина. В его творчестве сочетались интерес к византийскому и древнерусскому зодчеству с глубоким исследовательским отношением к памятникам древней кавказской архитектуры. В 1840-е годы было издано литографированное «Собрание византийских, грузинских и древнерусских орнаментов и памятников архитектуры», в котором были представлены не только планы и разрезы, но также интерьеры древних построек. Гагарин не только изучал традиции, но и самостоятельно выполнял проекты церквей (военный собор и гимназическая церковь в Тифлисе, храмы в Кутаиси, Шуше, Екатеринодаре, возведённый в 1849—1853 годах Собор Святого Георгия Победоносца в Дербенте и другие). Церкви, построенные Гагариным, выполняли роль своеобразных «форпостов христианства» на юге империи. Они возводились для местного русского населения и русских солдат Кавказского корпуса, которые десятилетиями были оторваны от родины, в том числе от православных храмов. Теоретические исследования Гагарина были отражены в богато иллюстрированных изданиях «Собрание византийских, грузинских и древнерусских орнаментов и памятников архитектуры», «Происхождение пятиглавых церквей», «Строительство русских церквей» и других. Все они были пронизаны мыслью о трёх источниках древнерусской архитектуры — византийском, восточном и итальянском[32].
На юге Российской империи — в Приазовье, Подонье, Прикаспийской низменности, на Кубани и Ставрополье, — правительство и Святейший синод в середине XIX века разрешили вести храмовое строительство на усмотрение местных властей. Исчезновение угрозы отделения южных земель и экономический рост привели к буму храмостроительства. Новые церкви возводились преимущественно в русско-византийском стиле. К таким постройкам относились: многочисленные храмы в станицах (Нижне-Кундрюченской, Бессергентьевской, Грушевской, Манычской, Кривянской и других), соборы в крупнейших городах (собор Рождества Пресвятой Богородицы в Ростове-на-Дону, Александро-Невский собор в Краснодаре, собор во имя иконы Казанской Божией Матери на Крепостной горе в Ставрополе), церкви в Пятигорске, Славянске-на-Кубани, Новочеркасске, Кропоткине и другие. Храмы строились как по проектам Тона, так и по проектам, разработанным местными архитекторами (братья Иван и Елисей Черник). Таким образом, с середины XIX века на юге страны русско-византийский стиль получил широкое распространение, завоевав признание у местных прихожан-заказчиков[33].
1860—1900-е годы. Упадок стиля
К середине XIX века несколько процессов в общественно-политической и художественной сферах жизни привели к упадку русско-византийского стиля. На конец 1840-х годов пришлось оформление неофициального направления «русского стиля», противостоявшего государственному тоновскому направлению. С 1850-х годов культурная жизнь страны уже не поддавалась государственному контролю, а подъём освободительного движения оттеснил официальное направление на второй план[34][17].
В 1860-е годы, благодаря деятельности церковно-археологических обществ и экспедиций на территорию православных государств Востока, сформировалось представление об истинных формах византийской храмовой архитектуры и внутреннего убранства церквей. Это привело к переосмыслению наследия русской старины. Храмы Суздаля, Владимира, Новгорода, Пскова, до этого считавшиеся чисто византийскими, к удивлению исследователей имели к византийской архитектуре мало отношения. С этого времени началась разработка проектов церквей с ориентацией на архитектуру Греции, Армении, Грузии и Афона. В этих традициях решалось и внутреннее убранство храмов. Новый стиль, получивший название неовизантийского, стал выразителем идеи «симфонии священства и царства», и с воцарение Александра II был провозглашён новым официальным образцом национальной храмовой архитектуры[30][35].

Во второй половине XIX века русско-византийский стиль не исчез полностью из строительной практики, так как образцовые проекты Тона сохраняли значение вплоть до 1900-х годов, особенно в отдалённых от столиц районах страны (в Новгородской, Тверской епархии и других). Обычно к ним прибегали при строительстве больших монастырских или городских храмов. Отдельные архитекторы продолжали самостоятельно развивать традиции храмостроительства, разработанные Тоном. В период 1895—1911 годов епархиальный архитектор Казанской губернии Фёдор Малиновский спроектировал и перестроил несколько храмов в русско-византийском стиле. Образцовым проектом зодчего стала перестройка Троицкого собора в Раифском монастыре, в результате которой храм приобрёл новый вид, в «нарядном» русско-византийском стиле. На основе данного проекта архитектор позже построил ещё ряд церквей: церковь во имя Казанских святителей Гурия, Варсонофия и Германа и Макарьевскую церковь в Казани, церковь Казанской иконы Божией Матери в селе Смолдеярово. В русско-византийском стиле им были перестроены Варваринская церковь на Арском поле и собор Успения Пресвятой Богородицы в Успенском Зилантовом монастыре. Работы Малиновского имели яркий, узнаваемый почерк автора. Русско-византийский стиль встречался и в отдельных поздних столичных постройках по индивидуальным проектам (Исидоровская церковь в Санкт-Петербурге, 1905—1908, арх. Александр Полещук; доходный дом Николо-Греческого монастыря в Москве, 1901, арх. Георгий Кайзер)[36][25][37][38].
Однако ближе к концу XIX века крупные соборные церкви, особенно в преуспевающих, быстро растущих городах, всё чаще сооружались по индивидуальным проектам, в иных стилях[36].
Судьба построек в советский период
Коммунистический режим в XX веке более или менее терпимо относился к историческим памятникам древнерусской архитектуры, в том числе церковного зодчества (в Новгороде, Пскове и других старинных городах), однако к стилизации русско-византийского стиля XIX века отношение было нетерпимым. Выражение в постройках стиля имперской концепции официальной народности, служившее государственной идеологии, считалось неприемлемым. Вслед за сносом главного церковного сооружения русско-византийского стиля — храма Христа Спасителя в Москве — были уничтожены сотни храмов в других городах страны. Показателен пример Санкт-Петербурга, где были взорваны все церкви, построенные по проектам Константина Тона[39].
Изобразительное и декоративно-прикладное искусство

Во второй четверти XIX века происходил расцвет исторической тематики в русском искусстве, основанный на идеях романтизма. Основы русско-византийского стиля в изобразительном искусстве были заложены в творчестве художников Григория Гагарина и Фёдора Солнцева[40].
Наибольший вклад в развитие стиля внёс Фёдор Солнцев. Собрание рисунков русской старины художника, которых к концу 1840-х годов было более трёх тысяч, заинтересовало Николая I и он пожаловал на их издание 100 тысяч рублей серебром. В 1876 году главный редактор журнала «Русская старина» Михаил Семевский писал: «Рисунки Солнцева, в научном и художественном отношении — живописная летопись Древней Руси, источник возрождения отечественного стиля <…> Солнцев произведениями своими пробудил в русских художниках чувство народного самосознания и уважения к образам, завещанным нам предками»[41].
В 1830-е годы художник работал в Оружейной палате Московского Кремля, где изучал русские средневековые рукописные книги. На их основе он создавал для императорской фамилии молитвенники, молитвословы и другие книги («Праздники в Доме Православного Царя Русского»). Солнцев выступил автором восьми рисунков ларцов-ковчегов, в которых хранились государственные грамоты и царские письма. Ларцы были изготовлены из бронзы в 1857—1858 годах на петербургской фабрике Феликса Шопена[41].
Григорий Гагарин, разносторонне одарённый художник, проявил себя в живописи, графике, и строительстве храмов русско-византийского стиля, которые часто сам расписывал. Увлечённый идеями славянофильства, Гагарин в 1840-х годах выполнил иллюстрированный цикл к повести Владимира Соллогуба «Тарантас» (1845), ставший значительным событием в русской книжной графике. По возвращении с Кавказа Гагарин был причислен к Академии художеств, где впервые ввёл в программу курс православного иконописания, основанный на изучении византийского и древнерусского искусства. Одновременно со службой занимался самыми разнообразными занятиями. В 1850—1860-х годах художник проявил себя в театрально-декорационной живописи и в постановке «живых картин». По его эскизам были написаны декорации к постановке «Смерть Иоанна Грозного» Алексея Толстого в Александринском театре (1857)[42].
Фарфор и стекло

Романтическое обращение к национальной старине и поиски самобытности, вызвавшие интерес к русским и византийским древностям, отразились на производстве русского фарфора и стекольном деле. Под влиянием византийского и древнерусского искусств XII—XV века сложилось аристократическое направление в изделиях, в котором преобладали такие мотивы орнамента, как «кресты в розетках», «плетёнки», «стрелка», «розетка в круге», которые выполнялись яркой росписью эмалями и золотом. Формы изделий нередко напоминали изделия из металла. Капли цветных эмалей имитировали драгоценные камни. В фарфоре русско-византийский стиль появился с 1830-х годов. Императорский стекольный завод начал производить изделия в данном стиле позднее — с 1860-х годов[43][44].
Материалы исследований, в частности древнерусские орнаменты, Фёдор Солнцев использовал при разработке декора сервизов Императорского фарфорового завода. По инициативе императора был создан Кремлёвский сервиз (1837—1838), мотивы росписи которого были связаны с оформлением интерьеров Большого Кремлёвского дворца. В декоре сервиза художник соединил мотивы восточных и древнерусских орнаментов (прообразами выступили чаша умывального прибора царицы Натальи Кирилловны работы стамбульских мастеров XVII века и золотая тарелка Алексея Михайловича, созданная мастерами Оружейной палаты в 1667 году). В эскизах для росписи сервиза великого князя Константина Николаевича (1848) Солнцев обратился к традиции древнерусских эмалей[41].
Развитие стиля связано с работами придворного архитектора Ипполита Монигетти. В 1862 году художник выполнил проект роскошного «Византийского» сервиза для Всемирной выставки в Лондоне, который, предположительно, был приобретён в английские музеи (сохранилась ваза для десерта 1861 года по проекту Монигетти, аналогичная по форме и декору). В 1870—1873 годах он выполнил проект банкетного сервиза для яхты Александра II «Держава». Архитектор внёс в формы и декор предметов сервиза черты русско-византийского стиля — бусины в ножки сосудов (отсылка к главкам русских церквей); орнаменты, связанные с искусством Византии и Древней Руси; традиционную технику росписи эмалевыми красками, с излюбленными древнерусскими сочетаниями красного, жёлтого, зелёного и золотого. Почти все художественные изделия с яхты имели традиционное изображение державы в виде золотой сферы с крестом, а также двуглавого орла, монограммы «А II» под короной, якоря, корабельных цепей и канатов. Сервиз состоял из 816 предметов из фарфора, 1428 предметов из стекла и 802 предметов столового серебра[43][45].
В русско-византийском стиле был выполнен прибор для вина по проекту Виктора Сычугова (Императорский стекольный завод, 1870)[43].
Интерьер

Интерьер русско-византийского стиля существовал в узкой сфере государственного заказа. В 1835—1837 годах Фёдор Солнцев занимался реконструкцией интерьеров Теремного дворца, которые воссоздавались таким образом, чтобы создать иллюзию сохранившегося ансамбля XVII века. Основным методом реконструкции художника стала достоверность, подлинность воспроизводимого. Сам он вспоминал о проводимых работах[46][47]:
Восстановление теремов начал я с дверных наличников, которые были лепные и закрашены белой клеевой краской. Чего нельзя было разобрать, то дополнял по общему характеру сохранившихся украшений. То же самое сделал и с обстановкой теремов. На чердаках и в подвалах загородных дворцов (Измайловском, Коломенском и др.) были найдены мною некоторые древние вещи, например, стул, кресло; по ним уже не трудно было сделать столько экземпляров, сколько требовалось для всех девяти комнат…Фёдор Солнцев.
Русско-византийский стиль использовался при оформлении интерьеров Большого Кремлёвского дворца и Оружейной палаты (1838—1851). Над разработкой проекта дворца работала группа архитекторов и художников: Константин Тон разработал фасады и общий замысел, Фёдор Рихтер — детальные проекты интерьеров, Николай Чичагов — внутреннее убранство, Фёдор Солнцев — рисунки паркетных полов и парадных дверей. В проекте была кардинально переосмыслена традиционная функция императорского дворца, резиденция монарха стала представлять собой государственную идею как неотъемлемую часть национальной и народной истории. Большой Кремлёвский дворец стал своеобразным музеем, символом «неразрывной связи жизни государя и олицетворяемого им государства с историей и жизнью народа». Всё это оказало влияние и на интерьеры постройки: «…желание превратить дворцовые парадные залы в неотъемлемую часть создаваемого <…> музея, придав императорскому дворцу статус памятника национальной истории, принадлежит к особенностям архитектуры романтизма тех европейских стран, где государство и монарх ещё сохраняли влияние на ход художественного, в том числе архитектурного, процесса, а именно в Германии и России», — отмечала Евгения Кириченко[48].
В русско-византийском стиле был выполнен проект декоративного оформления яхты «Держава» (архитектор Ипполит Монигетти). Убранства императорской яхты, где были применены панели стен ценных пород дерева, мебель красного дерева и бронзовые люстры, описывались современниками, как «чудо роскоши и комфорта». «Применённый надлежащим образом к убранству „Державы“, наш богатый национальный стиль может придать этой яхте характер оригинальности и высокой степени изящества, что именно и желательно для судна такого назначения», — писал Монигетти[45].
Мебель
В мебельном производстве элитарный русско-византийский стиль также использовался для аристократических кругов. Характерные примеры стиля: кресло-качалка и вращалка, изготовленное для кабинета Александра II в Аничковом дворце по проекту Ипполита Монигетти (мастерская А. Ф. Стремборга) и полушкаф с яхты «Держава» того же авторства. Спинка кресла была украшена геральдически расположенными петухами и императорской короной. Специальный механизм позволял сиденью вращаться и покачиваться вперёд-назад[49][45].
Монументальная церковная живопись

К русско-византийскому стилю относят церковные росписи Григория Гагарина. Художник оставил значительный след в художественной жизни Тифлиса, где бывал в 1841—1843 и 1845—1855 годах. Важное значение для местной культурной жизни имели восстановление древних фресок Мцхетского собора и роспись Сионского собора. Гагарин прежде всего укрепил старую живопись, после чего дополнил интерьер новой росписью в русско-византийском стиле, приверженцем которого был на тот момент[50]. Идея создания «народной» живописи возникла у художника после посещения Европы в 1845—1848 годах, где он наблюдал настенные росписи французских живописцев романо-византийского направления, положивших в основу творчества идею христианизации античного мира. Вдохновлённый идеей возможности соединения «греческой христианской мысли» и «греческой языческой формы», Гагарин разработал два проекта росписи, отказавшись от первоначального варианта, так как тот, вероятно, не соответствовал «чистым византийским началам», и во втором варианте применил классическую систему декора византийского храма, в которой «куполы и высшие части зданий украшались мозаиками на золотом поле, средние живописью, нижние мраморными плитами и узорами». Данную систему художник имитировал средствами живописи. Метод интерпретации византийских образцов он сам называл «свободным подражанием». Владимир Соллогуб считал роспись Гагарина в соборе «великим» произведением и «образцовой» живописью не только для Кавказа, но и для всей России[51].
В 1857 году художник расписал в русско-византийском стиле церковь Святого Николая Чудотворца в Мариинском дворце. Дворец был построен в 1844 году, но первоначальное оформление интерьера не соответствовало вкусам заказчика — великой княгини Марии Николаевны. Григорию Гагарину было предложено заново расписать храм, что дало ему возможность самостоятельно создать новую систему росписи в русско-византийском стиле: алтарная часть была преобразована согласно византийской и древнерусской традиции; вместо плоской стены в восточную часть были вписаны три апсиды. Роспись отличалась богатой орнаментикой (золотые звёзды на синем фоне) и яркими «восковыми» красками, напоминавшими раннехристианскую живопись (росписи в церкви Сан-Витале в Равенне и храмах Мантуи и Ассизи). Сохранившиеся эскизы-проекты позволили реставраторам воссоздать в современный период утраченные после 1917 года росписи[52].

Во второй половине XIX века «русско-византийским» называли особое направление «пешехоновского стиля» монументальной росписи храмов и иконостасов, сложившееся под влиянием традиции «фряжского письма» — икон, ориентированных на господствующий в то или иное время стиль светского искусства. Главным проводником направления была палехская мастерская Николая Софонова. Для «русско-византийского» стиля было характерно соединение академизма (объёмность фигур, классицизирующие черты ликов, глубинность пространства) и внешних признаков традиционных икон и фресок. Большую роль в выработке стиля сыграли заказы на «возобновление» древних росписей (возобновление росписей 1684 года в Успенском соборе Троице-Сергиевой лавры, 1860-е годы). В 1880-е годы русско-византийское направление получило большое распространение: мастера Софонова «поновляли» росписи в Успенском соборе Ярославля, Успенском соборе Владимира, Благовещенском соборе Московского Кремля, в Никитском монастыре в Переславле-Залесском. В 1882 году Василий Белоусов с сыновьями, бывшие софоновские мастера, возобновили роспись Грановитой палаты, ставшей эталоном русско-византийского стиля в монументальных росписях и в храмовых иконостасах. Вследствие большого спроса на стиль, из мастерской Софонова вышли и организовали собственные мастерские Дмитрий Салаутин, Лев Парилов, Михаил Парилов и другие палешане. «[В стиле] было достаточно и старины и нового её приспособления, чтобы удовлетворить на время вкусы не только обычных заказчиков, но и археологов, знатоков, любителей старины», — писал искусствовед Анатолий Бакушинский[53].
Художественная металлообработка
Русско-византийский стиль стал вторым официальным стилем после русского классицизма в художественной металлообработке. В Москве изделия в русско-византийском стиле изготовляла фабрика Вильгельма Крумбюгеля и Шенфельда, наиболее крупное, с механизированным производством, предприятие на тот момент. На фабрике в середине XIX века начали производить художественные предметы дворцового и выставочного характера (бронзовые торшеры для Большого Кремлёвского дворца в русско-византийском стиле)[54][55].
Русско-византийский стиль в кованых изделиях применялся и в провинции. На Урале его эстетические идеи и композиционные принципы распространяли уральские горные заводы. Произведения стиля имели плотный, сложный «сухой» орнамент, состоявший из геометрических элементов и стилизованных растительных мотивов (балкон дома начальника Ижевского завода, 1857, арх. Иван Коковихин; балкон лабаза купца Мюлюскина в Сарапуле, 1837, арх. Э. В. Гарман)[55].
Русско-византийский орнамент применялся в художественном металле в Татарстане, в частности в купеческих городах Чистополе и Елабуге. Характерным примером было здание городской управы в Чистополе (1870, арх. Николай Смирнов), во фронтон которого был врезан навес с ажурным чугунным краем, орнамент которого был выполнен в русско-византийском стиле. В основе орнамента лежала сетка из диагональных, вертикальных и горизонтальных элементов, на которую был наложен мотив кривых, образующих окружности. Подобная схема была распространена и в рисунке кованых навесов в Елабуге[56].
На пересечении декоративного искусства и малых архитектурных форм во второй половине XIX века развивалось производство чугунных мемориальных часовен. Оформление надгробий в виде часовен было подчинено общей стилистике в архитектуре, но наиболее распространённым стал официальный русско-византийский стиль. Мемориальная часовня из чугуна в русско-византийском стиле, отлитая на заводе «Добров и Набгольц», была установлена над могилой Сукочева на Алексеевском кладбище в Москве. Проект часовни, украшенной витыми полуколонками и ажурными решётками, был опубликован в «Художественном сборнике работ русских архитекторов и инженеров» Александра Каминского. По проекту самого Каминского была отлита мемориальная часовня купцу Сорокоумовскому в Алексеевском монастыре в Москве, также выполненная в русско-византийском стиле, с характерным декоративным элементом — процветшим крестом на дверях[57].
Черты стиля в архитектуре
Прототипы

- Средневековое русское зодчество
В качестве прототипа для русско-византийского стиля были выбраны традиции русской храмовой архитектуры допетровского времени. С середины XVIII века, с момента установления «палладиева вкуса», в русской архитектуре к ним не обращались и они были основательно забыты. Константин Тон и его последователи целенаправленно изучали средневековые русские постройки. Синод проводил сбор обмеров древних церквей. Дополнительным источником информации стали реставрационные работы в Московском Кремле, Киеве, Новгороде, Костроме и других городах. Достоверные знания о средневековой архитектуре легли в основу русско-византийского стиля. Тон использовал в качестве прототипов памятники, восходившие ко времени наибольшей популярности идеи о Москве как о третьем Риме — храмы Соборной площади в Кремле и прежде всего — Успенский собор, где венчали русский царей на царство и Успенский собор Владимира — символ «единодержавия» владимирских князей[58][1].
Для русско-византийского стиля была характерна избирательность в отношении выбора прототипов не на структурно-типологическом (тип храма или конструктивная система здания), а на стилевом уровне. Чаще всего образцами для проектирования служили церкви московской и владимиро-суздальской школ, а набор декоративных деталей был немногочисленным и заимствовался преимущественно из памятников, отличавшихся строгостью убранства. Характер интерпретации отражал генетическую связь проектирования с классической традицией, с её приверженностью к гладким стенам и лапидарности форм. По этой причине в основном вне поля зрения оставалось чрезвычайно разнообразное в декоративном убранстве русское зодчество XVII века, а также сооружения новгородской и псковской школ[59].
- Русский классицизм
Величественным формам средневековых русских прототипов придавались классицистическая правильность, регулярность — представление о величии Древней Руси соединялись с аналогичным представлением, восходившим к русскому классицизму. Использование приёмов классицизма объяснялось тем, что его традиции ещё не были изжиты в тот период, а в постройках Тона они сознательно консервировались. «Разумное и вечное в понимании официальной идеологии отождествляется с российским самодержавием, их воплощению в сооружениях Тона в равной мере служат „русско-византийские“ формы и классицистические приёмы», — отмечала искусствовед Евгения Кириченко[1]. Влияние классицизма проявилось в том, что «язык» русско-византийского стиля был «правильнее» и суше, по сравнению со средневековыми прототипами. Эстетические воззрения Тона выразились в чёткости, аккуратности, «сделанности» архитектурных форм. Немаловажную роль в этом играла высокая строительная культура и качество материалов, позволявших создавать идеально ровные поверхности, правильные кривые линии[60].
- Отсутствие византийских форм
Искусствовед Евгения Кириченко писала, что особенностью стиля, разработанного Константином Тоном было отсутствие «и намёка на византийские формы», что выражалось в полном несоответствии между сооружениями, причисляемыми к русско-византийскому стилю, и подлинными образцами византийской архитектуры. Определение «византийский» использовалось в названии стиля для акцентирования связи официального государственного стиля с преемственностью Византии, связанной с концепцией «Москва — третий Рим»[1]. Таким образом, термину византийский придавался сугубо символический смысл. Им обозначали своеобразие русской культуры, специфичность её истоков, связанных с принятием христианства и перениманием византийской «образованности». Словом византийский подчёркивалась как древность русской культуры, так и её значительность, законность её притязаний на выполнение той роли в православном мире, которую некогда выполняла Византия[61].
Нововведения

Воззрения на архитектуру периода эклектики предполагали возможность существенно модернизировать прототипы, используемые в качестве образцов для нового строительства. Постройкам Константина Тона было присуще сочетание разновременных и разнохарактерных традиций — древнерусские приёмы и формы соседствовали с приёмами, восходившими к классицизму или рождёнными эклектикой[62]. Архитектор был широко знаком со средневековой русской архитектурой (он проводил реставрационные работы в Московском Кремле, в Пскове, Новгороде, Костроме); в 1834 году архитектору были переданы обмеры 107 памятников русского зодчества. Историк архитектуры Татьяна Славина отмечала, что знание форм и композиционных принципов русской архитектуры позволило ему свободно интерпретировать прототипы в своей работе, и хотя схемы его построек были традиционны, Константин Тон был «далёк от копирования» и шёл «на существенное изменение древних приёмов», когда этого требовали условия застройки или общий замысел. Таким образом, архитектор не копировал древние образцы, а создавал произведения по их типу, свободно преобразовывая его по собственному усмотрению[63].
Немаловажную роль в модернизации прототипов играли научно-технические достижения XIX века. В русско-византийском стиле преобразованию подлежали явные архаизмы: Тон делал стены более тонкими, окна — большими, в храмах устраивалось современное калориферное отопление. Иногда модернизации подвергалась объёмно-планировочная структура (например, в Храме Христа Спасителя в Москве). Усовершенствование стен было связано с сокращением излишнего запаса прочности (стали применять 3—4 кирпича вместо 5—6) или уменьшением толщины за счёт высокого качества кирпича и раствора. Введение в практику металлических перемычек изменило размеры и формы проёмов. В период развития русско-византийского стиля происходил расцвет сводостроения. Константин Тон создал большую «коллекцию» сводов, опираясь как на исторический опыт, так и на методы точного расчёта, изученные архитектором в парижской Политехнической школе. Среди традиционных видов сводов (крестовых, сомкнутых, полусферическим куполом и др.), он применял и редкие (тороидальные своды в Оружейной палате). Вершиной в творчестве Тона считается Георгиевский зал Большого Кремлёвского дворца, конструкция которого была реализована благодаря самым современным на тот момент техническим достижениям[64].
Современники Тона часто отмечали высокое инженерное искусство архитектора. В журнале «Библиотека для чтения» писали относительно инженерно-конструктивных особенностей Введенского собора лейб-гвардии Семёновского полка:
Там, где бьют обыкновенно сваи, строя леса для больших сводов, — в работе Тона весь груз прогонов, помещённых на них подставок, кружал и самой массы шестисаженного свода держали двенадцать шпренгелей, не толще 6 вершков. Это — смело, самонадеянно, но здесь самонадеянность действовала смело, с убеждением в верности успеха. Я не говорю об особенном устройстве боковых сводов, раскосов, колец, кружал, в которых всегда так изобретателен, так находчив и нов Тон[65].
Рационалист Иван Свиязев высоко оценивал культовые постройки Тона, так как ему импонировало именно их техническое и функциональное совершенство: «необыкновенная лёгкость стен, гармония и общая связь в частях, простота и непринуждённость линий и более всего свобода и простор». Отмечая новшества, обеспечивавшие удобства, — тёплые сени, калориферное отопление, хорошее освещение, — Свиязев считал, что Тон «очистил» — обогатил — древнерусские архитектурные формы «влиянием новейшей образованности»[66].
Объёмно-планировочные решения
- Планировочные решения
Применявшиеся в храмах русско-византийского стиля типы планировок были в основном традиционными, характерными для древнерусского зодчества[67]:
- Центрический план в форме квадрата и креста был применён Тоном при проектировании церкви святой Екатерины в Санкт-Петербурге (1830—1837) (рис. 1).
- Трёхчастная схема плана часто использовалась в период эклектики. Тон использовал её при проектировании церкви святого Мирония в Санкт-Петербурге (1849—1855) (рис. 2).
- Отдельную группу составляли бесстолпные церкви (Преображенский храм на Аптекарском острове, 1839—1845 арх. Константин Тон) (рис. 3).
-
Рис. 1: Проект Екатерининской церкви в Петергофе, план, Константин Тон, 1830 год.
-
Рис. 2: Проект Мирониевской церкви Егерского полка, план, Константин Тон, 1850 год.
-
Рис. 3: Проект храма Преображения Господня на Аптекарском острове, план.
Прототипом для соборных церквей в русско-византийском стиле стала тоновская церковь святой Екатерины, представлявшая собой четырёхстолпный, квадратный в плане храм, с притвором и тремя полуциркульными в плане апсидами, увенчанный луковичным пятиглавием. Аналогичный план имел Владимиро-Богородицкий собор Задонского монастыря (1845—1853), близкий плану позднейшего Успенского собора Пюхтицкого монастыря (1908—1910, арх. Александр Полещук), за исключением отсутствовавшей в тоновских проектах заалтарной галереи и решения паперти[68].
В провинции наибольшее распространение получил тип трёхчастного одноосного бесстолпного храма с трапезной и колокольней, увенчанной луковичной главой, прототипом для которого стал образцовый проект церкви в имении Сенявина из альбома Тона 1838 года. Предполагается, что Константин Тон заимствовал такую структуру плана из средневековых русских церквей «кораблём» XVII века, для которых было характерно размещение колокольни над западной частью — притвором. Также в провинции часто возводили пятиглавые храмы с притвором, а в городах и монастырях — церкви соборного типа с крестообразным планом и луковичным, по типу храма Христа Спасителя в Москве, или шатровым пятиглавием[68].
Проекты небольших бесстолпных однокупольных храмов из альбомов образцовых проектов Константина Тона чаще всего служили образцами при возведении сельских церквей. Так, проект бесстолпной однокупольной церкви на 460 прихожан, опубликованный в первом альбоме под номером V, был использован при строительстве храма между сёлами Погост и Левково Монастырщинского района Смоленской области (середина XIX века), церкви Успения Богоматери в селе Чуровичи Климовского района Брянской области (начало XX века). Образец из второго альбома под номером III послужил прототипом для церкви Святителя Николая в селе Упалое Малоархангельского района Орловской области (1860—1880-е годы)[69].
Хотя в своих работах Тон и его последователи в целом ориентировались на старинные прототипы, в период эклектики уже существенно изменился подход архитекторов к работе с внутренним пространством зданий. При том, что церкви в этот период строились на основе традиций крестово-купольного или бесстолпного храма, смешение функций в одном здании приводило к новациям. Хрестоматийным примером стала планировка храма Христа Спасителя в Москве, где Константин Тон организовал внутреннее пространство в традиции русских крестообразных храмов. Однако, собор был задуман ещё и как памятник Отечественной войне 1812 года, что привело к отклонениям от привычной схемы: центральное крещатое ядро собора огибала двухъярусная сводчатая галерея, предназначавшаяся под мемориальный музей. Влияние классицизма выразилось в том, что новые церкви имели план в виде чистого квадрата, в то время как планы древних церквей были, как правило, удлинены в направлении восток — запад[70][63].
Сильнее приёмы эклектики в русско-византийском стиле отразились на постройках светского назначения. В проекте Большого Кремлёвского дворца отразился типичный метод эпохи — свободная планировка по методу «изнутри — наружу». Крупный объём главного здания дворца, вмещавший огромные парадные залы, был асимметричен, в то время как фасад, на оси которого поставлен купол, наоборот симметричен. Сложная, противоречивая планировка объяснялась множеством факторов, которые пришлось учесть архитектору при разработке проекта: конфигурация участка, устройство анфилады, связь дворца с древними памятниками, восприятие здания в панораме Кремля[71].
- Трактовка и композиция объёмов
Характерной чертой русско-византийского стиля стало использование монументальных объёмов. По мнению Константина Тона, типичным образцом развития византийских традиций на русской почве был кубовидный пятиглавый крестово-купольный храм — так называемый храм соборного типа, восходивший в формах и композиции к Успенским соборам Московского Кремля и Владимира[2][62][72]. В русско-византийском стиле подобная композиция сформировалась на основе прототипов как московской школы, так и храмовых образцов русского классицизма. Из арсенала работ московской школы Тон использовал работы итальянских мастеров ренессансной выучки, предпочитавших строить по центрическому или имитирующему таковой плану, характерным примером которого являлся зальный Успенский собор Московского Кремля. Для таких храмов была характерна крестово-купольная конструктивная система и равнозначность всех четырёх фасадов — всефасадность[73].
Наследие классицизма в проектах Тона выражалось в преувеличенной монументальности и кубовидности объёмов. Фасадам при этом придавалась внешне выраженная ясность и простота, в которых преобладали гладкие, нерасчленённые поверхности, разделявшиеся по горизонтали на цокольную, центральную, обычно прорезанную большими по масштабу окнами, и венчающую часть, обычно с закомарами. Пропорции частей в основном соответствовали образцам из альбома классицистических церковных проектов «Собрание планов, фасадов и профилей для строения каменных церквей с кратким наставлением», изданного в 1824 году архитекторами Андреем Михайловым и Иосифом Шарлеманем. Так, характерным для русско-византийских храмов стало равенство по высоте основной и венчающей частей, что способствовало их гармоничному восприятию с расстояния[74].

Одним из наиболее характерных для творчества Тона примеров композиционного построения являлся Введенский собор лейб-гвардии Семёновского полка. Крупный храм на основе квадратного плана имел слегка выступающие ризалиты в центре каждого фасада, приспособленные под размещение сеней, подсобных помещений, лестниц на хоры и алтаря. Крупная большая глава храма создавала обширное, хорошо освещённое подкупольное пространство. На углах кубообразного главного объёма размещались малые главы-колокольни. Основной объём, крытый четырёхскатной кровлей, имел строгие геометрические формы, чёткость горизонтальных и вертикальных членений которого сближала церковь с московскими храмами конца XVI века, в которых чёткость пришла на смену более мягкой пластике предшествующего периода, и, одновременно, вносила в облик классицистические мотивы[65].
Храм Христа Спасителя в Москве отличался уникальной объёмно-пространственной композицией, прототипы которой отсутствовали в древнерусском зодчестве. Объём храма в виде равноконечного креста с прямоугольными выступами с четырёх сторон, строгая центричность композиции и отсутствие важного признака типичного русского православного храма — полуциркульных в плане апсид — могли быть заимствованы из двух разновременных источников: санкт-петербургских соборов середины XVIII столетия — Смольного монастыря и Военно-Никольского морского, первых по времени примеров возрождения в русской архитектуре типа пятикупольного соборного храма; второй источник — церковь Вознесения в Коломенском 1532 года. К древнерусскому зодчеству восходила галерея по периметру основного объёма, однако выполнена она была не в старинных традициях: древнерусские галереи могли быть открытыми (церковь Вознесения в Коломенском) или закрытыми (собор Софии в Киеве, храм Спаса Преображения в Острове и другие), но они всегда строились ниже основного объёма, создавая характерную ступенчатую композицию. В храме Христа Спасителя двухъярусная галерея была равна высоте основного объёма и никак не выражалась снаружи. Благодаря такому приёму, наследовавшему классицистической приверженности к компактному геометрически правильному объёму, своды креста и галерей выходили полукружиями на фасады; последние, в свою очередь, членились на пять частей. Пятичастное членение, с одной стороны, было характерно для крестово-купольных храмов Руси, с другой, благодаря крещатому плану, три средних членения сильно выступали вперёд, придавая всему зданию мощную пластику, не свойственную цельным объёмам древних построек[75][76].
Основанная на трёхчастной схеме планировки церковь Святого Мирония по композиции сильно отличалась от Екатерининской и Введенской. Примыкавшая к западному фасаду колокольня имела высоту около 70 метров, что передавалось и на композиционное построение самой церкви, имевшей вертикальную устремлённость. Центральная глава храма была увенчана шатром, а малые, также шатровые, главы были тесно приближены к главной, таким образом образуя слитный пирамидальный силуэт[77].

Строившиеся на основе образцовых тоновских проектов церкви зачастую переосмысливались как в части декора, так и в пропорциях. Возведённая по проекту Николая Ефимова Никольская «Миловская» единоверческая церковь в Санкт-Петербурге имела трёхчастный план, а в её объёмно-пространственном построении особую роль играли массивная центральная луковичная глава и утончённая шатровая колокольня над притвором. Спроектированная тем же архитектором, и возведённая при участии Алексей Шевцова, Василия Небольсина и Карла Маевского, Воскресенская церковь в Малой Коломне отличалась схожим размером основной и четырёх боковых глав[78].
Образцовые проекты тоновских храмов ярко выражали специфику санкт-петербургской архитектурной школы, с её приверженностью к древнему типу соборного храма с компактным объёмом и парадным пятиглавием. В московской архитектурной школе XIX века соборный тип храма был не так популярен, уступая типу приходского храма с трапезной и колокольней. Важной особенностью московской школы второй четверти XIX века являлась многообъёмная живописная асимметричная композиция, отсылавшая к планировкам хором и храмов середины XVII века. Типичной композиционной особенностью московского зодчества также являлся восходивший к барочным монастырям приём вынесения колоколен на парадный уличный фасад. В московской архитектуре была возрождена ещё одна структурная особенность: расположение зимней и летней церквей друг над другом — зимней внизу и летней наверху. Характерным примером такого типа храма являлась церковь Благовещения в Петровском парке (1844—1847, арх. Фёдор Рихтер), в композиции которой важную роль выполняла монументальная лестница на второй этаж, свойственная для московской школы зодчества конца XVII — начала XVIII века[79].
В альбомах образцовых церквей Константин Тон также поместил проекты деревянных храмов, которые представляли два основных типа: в виде компактного объёма самой церкви и более развитого, с трапезной и колокольней. В проектах деревянных церквей архитектора был возрождён ещё один тип объёмно-пространственной композиции русских храмов конца XVII—XVIII веков — восьмерик на четверике[80][81]. Деревянные и каменные храмы данного типа, напрямую связанные с традициями древнерусского зодчества, возводились в провинции вплоть до середины XIX столетия, то есть до повсеместного распространения образцовых проектов Константина Тона. Таким образом, впервые в истории России зодчий, прошедший европейскую архитектурную школу, использовал опыт народной деревянной церковной архитектуры. Проекты свидетельствовали, что архитектору с академическим образованием с трудом давалось понимание природы народного культового деревянного зодчества, так как все проекты так или иначе основывались на архитектуре каменных построек. Вариативность типов и размеров церквей достигалась за счёт изменения форм завершений — шатрового, восьмискатного, четырёхскатного со сломом — и увеличения размера за счёт дополнительных объёмов: обходной галереи, притвора с колокольней, трапезной с шатровой колокольней[82].

При распространении русско-византийского стиля в провинциальном зодчестве происходил процесс дивергенции: хотя строившиеся соборы были близки по архитектурным формам, они различались по материалам, из которых возводились, а также в деталях и пропорциях. Местные условия сильно влияли на внешний облик каждого храма, а образцовые проекты Константина Тона никогда не копировались в точности. Для губернских архитекторов было сложной инженерной задачей создать устойчивую конструкцию с массивной пятикупольной верхней частью, особенно если в малых куполах устраивались звонницы, как в храме Христа Спасителя в Москве или Введенском соборе в Санкт-Петербурге. Данная проблема решалась традиционным способом — рядом или над входом пристраивалась многоярусная колокольня, снимавшая нагрузку с верхней части собора. При таком подходе часто изменялись пропорции верхней части собора: малые купола становились меньше, как например в соборе Сошествия Святого Духа в Саратове[83].
Другой отличительной особенностью провинциальной архитектуры являлась приверженность к более традиционным формам. Губернские архитекторы XIX века предпочитали придавать проектам Константина Тона привычный для местных архитектурных школ вид. Распространённым в практике губернских архитекторов был образец храма по типу церкви святой царицы Александры в Бибигоне, привлекавший своей традиционностью. Симметричный крестообразный план храма Христа Спасителя в Москве или Введенского собора был не всегда понятен, поэтому большее распространение получила схема «кораблём». В соборных храмах тоновского направления в провинции зачастую менялась и форма алтарных апсид, так как губернским архитекторам было привычнее выявить на восточном фасаде алтарь. Характерными примерами такого подхода были Святодуховской собор в Саратове и Вознесенский собор в Новочеркасске (второй проект 1850—1863 годов)[84].
- Типы (композиции) венчаний храмов
В русско-византийском стиле использовались три типа композиционного построения венчаний храмов[67]:
- Пятиглавое венчание. Характерной особенностью стиля было широкое распространение композиции венчаний храмов из пяти луковичных глав. Объяснялось это программным обращением русско-византийского стиля к традициям московского зодчества XV—XVI века.
- Пятишатровое завершение. Храмы, завершённые пятью шатрами, составляли отдельную группу и впервые возникли в русской архитектуре в постройках именно в русско-византийском стиле. Константин Тон первым в период эклектики применил этот композиционный приём в церкви Благовещения Пресвятой Богородицы в Санкт-Петербурге (1842—1849).
- Одноглавое венчание в практике русско-византийского стиля встречалось значительно реже.
Декоративное оформление
В декоративном оформлении фасадов Константин Тон по преимуществу применял детали заимствованные из древнерусской архитектуры, в частности луковичные купола, килевидные арки и закомары, кокошники, аркатурные пояса, лопатки, полуколонны на консолях, узорные обрамления порталов[85][65]. Тем не менее, воспроизводились данные декоративные элементы не в точном соответствии со своими прототипами. Так, ставший во многом символом возвращения к «русскости» в архитектуре храм Христа Спасителя в Москве практически не содержал в оформлении подлинных средневековых деталей, за исключением излюбленных Тоном аркатурных поясков, которые он, вероятно, заимствовал из Успенского собора в Московском Кремле, а также килевидных арок в венчании стен, и порталов. Данным деталям архитектор придавал гипертрофированные формы (например, в аркадах аркатурных поясков у него обычно размещались окна)[86].
В оформлении церкви Святого Мирония сочетались мотивы шатровых церквей XVI столетия — восьмигранные шатры с венцом кокошников в основании и столбы-кувшины на паперти, а также элементы декора раннемосковских храмов — пилястры с капителями, развитые карнизы, «раковины» в кокошниках, — отсылавшие к элементам архитектуры Архангельского собора Московского Кремля. Тем не менее, опять же архитектор не копировал прототипы, допуская вольную прорисовку узнаваемых форм. Например, Тон вписал полный круг с розеткой в кокошник колокольни[87]. Отделкой в духе итальянизирующего направления кремлёвского Архангельского собора отличался Воскресенский собор Воскресенского Новодевичьего монастыря в Санкт-Петербурге. Архитектор Николай Ефимов использовал в его декоре характерные семантические элементы: полукруглые кокошники с «раковинами» в тимпанах, килевидные кокошники, спаренные полуколонки в обоих ярусах храма, при этом во втором ярусе они были декорированы кубоватыми капителями[88].
Некоторые декоративные детали в постройках русско-византийского стиля отсылали к русской архитектуре XVII века. В церкви Преображения на Аптекарском острове намёком на XVII столетие являлись фигурный аттик и обелиски, акцентировавшие вертикальные членения[89].
В поздних работах Константин Тон стал использовать при декоративном оформлении разорванные фронтоны из арсенала московского барокко — деталь западноевропейского происхождения. Данный декоративный элемент архитектор также подвергал монументализации. На основании введения нового декоративного мотива в современном искусствоведении возникли предложения разделять русско-византийский стиль на два этапа: ранний и поздний (с 1840-х годов). К последнему относили церкви Благовещения и Святого Мирония в Санкт-Петербурге[90]. Позже данный мотив использовал Николай Ефимов в оформлении Воскресенского собора Воскресенского Новодевичьего монастыря: в декоре первого яруса храма были помещены наличники окон с разорванными фронтонами и центральным зубцом, фигурный сандрик навершия в которых опирался на полуколонки с муфтами-перехватами[88]. Известно, что в 1820-х годах архитектор посещал Саввино-Сторожевский и Новоиерусалимский монастыри, где мог видеть храмы и иные постройки XVII века, знакомство с которыми в будущем помогло ему в проектировании зданий в древнерусском стиле. Так, в келейных корпусах Новодевичьего монастыря рисунок наличников окон перекликался с формой наличников Саввино-Сторожевского монастыря, а форма одного из куполов Новоиерусалимского монастыря была процитирована в главном куполе Воскресенского собора Новодевичьего монастыря[91].
Наряду с древнерусскими, семантически значимыми, деталями, в русско-византийском стиле использовались и чисто классицистические мотивы: полуциркульные окна в рамочных наличниках, треугольные фронтоны, пилястры, антаблемент, цокольный горизонтальный руст[74]. В оформлении Благовещенской церкви Конногвардейского полка смело сочетались древнерусские и классицистические формы: пучки коринфских колонн на пьедесталах и наличники в духе московского барокко, строгий треугольный фронтон и килевидные кокошники в основании шатра. В целом приём сочетания ордерных и средневековых русских форм не был открытием Константина Тона: в русском зодчестве XV—XVII веков такое сочетание было вполне характерным. Использованием классического ордера отличалось и оформление церкви Преображения на Аптекарском острове. Фасад постройки был декорирован полным коринфским ордером, но расположение колонн являлось типично русским — ими были «закреплены» углы и выявлено трёхчастное построение объёма[92].

В некоторых постройках русско-византийского стиля в оформлении использовалась скульптура. Самым известным примером стал храм Христа Спасителя. В работе над горельефами приняли участие известные скульпторы своего времени — Александр Логановский, Николай Пименов, Пётр Ставассер, Николай Рамазанов и другие. Скульптурные фигуры историко-религиозных композиций были выполнены в чрезвычайно высоком рельефе (почти в полном объёме) и помещались в тесных промежутках между пилястрами и арками нижнего яруса фасадов. Отмечается некоторая неудачность скульптурного убранств собора, поскольку авторы, находившиеся в тот момент в Италии, работали по чертежам, не видя само здание, а академическая натуралистичность трактовок скульптур входила в противоречие с условностью их расположения в композиции[93]. По сообщениям историков, на четырёх стенах храма были помещены «священно-исторические изображения, напоминающие или имеющие тождество с событиями Отечественной войны 1812 года — фигуры святых заступников и молитвенников за русскую землю». На внешних стенах храма размещались горельефы, выполненные на религиозную и историческую тематику. Сюжеты для изображений выбирал митрополит Филарет[94].
Декоративная скульптура также была применена в оформлении следующих храмов: Екатерининского собора в Пушкине, где барельефы обрамляли по сторонам входную арку, а декоративные рельефы помещены в закомарах[95]; Введенского собора лейб-гвардии Семёновского полка, в создании декоративного убранства которого принимали участие скульпторы Михаил Крылов, А. И. Мануйлов, Николай Рамазанов, И. И. Реймс[96]; Благовещенской церкви Конногвардейского полка, фасады которой украшали барельефы авторства Николая Рамазанова[97]. В оформлении соборных храмов в провинции местные архитекторы уже отказывались от использования скульптуры. Святодуховской собор в Петрозаводске, построенный по типу тоновских Введенского собора и храма Христа Спасителя, был лишён скульптуры на фасадах, как и все соборы губернских и уездных городов[98].
Влияние на современную архитектуру

Начиная с середины 1980-х годов в России наступил бум строительства православных храмов, сопровождающийся возрождением интереса к культовой архитектуре. Прерванная в советское время традиция храмостроительства привела к утрате опыта и знаний в части храмового зодчества, следствием чего стало копирование архитектуры храмов прошлого и поиск новых направлений строительства. Одна из стилистических тенденций современного храмостроения оформилась в «русско-византийский стиль второй волны» (или «второй русско-византийский стиль»), в котором в качестве прототипа были выбраны постройки Константина Тона. Для группы таких современных храмов характерны монументальный кубический объём, завершение пятиглавием, закомарные завершения фасадов, циркулярные и килевидные арки, пилястры[99][100].
Своеобразие второй волны русско-византийского стиля выразилось в его эклектичном смешении с приёмами неовизантийского стиля. Характерной чертой такого подхода стало совмещение типичной русско-византийской объёмно-пространственной композиции с характерной для неовизантийской архитектуры шлемовидной формой купола с плавным переходом в аркаду барабанов. Яркими примерами стали: храм в честь Святого Великомученика Георгия Победоносца в Самаре, храм Рождества Христова в Санкт-Петербурге, храм Во имя Всех Святых в земле Российской Просиявших в Екатеринбурге, храм Святого Амвросия Оптинского в Кировграде и Знаменский собор в Кемерове[99][100].
К числу особенностей современной интерпретации стиля относят подчёркнутый вертикализм построек, менее детальную проработку фасадов (отказ от характерного для русско-византийского стиля аркатурного пояса), меньшую центричность (в большинстве случаев в основе плана — равноконечный греческий креп). Наиболее близкой к главному прототипу русско-византийского стиля — храму Христа Спасителя в Москве — стала церковь Троицы Живоначальной в Орехове-Борисове в Москве (2001—2004)[99].
Примеры русско-византийского стиля
- Ранние образцы
- Церковь Александра Невского в Потсдаме (1826—1830)
- Спасо-Преображенский собор в Нижнем Новгороде (1827—1835)
- Десятинная церковь в Киеве (1828—1842)
- По проектам Константина Тона
- Церковь Великомученицы Екатерины в Екатерингофе (1831—1837)
- Екатерининский собор в Пушкине (1835—1840)
- Петропавловская церковь в Петергофе (1836—1839)
- Введенский собор лейб-гвардии Семёновского полка (1836—1842)
- Храм Христа Спасителя в Москве (1839—1883)
- Большой Кремлёвский дворец (1839—1849)
- Храм Преображения Господня на Аптекарском острове (1840—1845)
- Благовещенская церковь Конногвардейского полка (1844—1849)
- Троицкий кафедральный собор в Томске (1844—1900)
- Губернаторский дворец в Казани (1845—1848)
- Владимирский собор Задонского Рождество-Богородицкого монастыря (1845—1853)
- Троицкая церковь в Яранске (1845—1857)
- Богородице-Рождественский собор в Красноярске (1845—1861)
- Вознесенский собор в Ельце (1845—1889)
- Вознесенская церковь в Иваново (1848—1851)
- Боголюбский собор в Мичуринске (1848—1873)
- Оружейная палата (1849—1851)
- Мирониевская церковь Егерского полка (1850—1855)
- Собор Рождества Пресвятой Богородицы в Ростове-на-Дону (1854—1860)
- Собор Богоматери Умиление Авраамиева Городецкого монастыря (1857—1867)
- Борисоглебская церковь в Вышгороде (1861—1863)
- Вознесенская церковь в Нижнем Новгороде (1864—1877)
- Постройки других авторов
- Сретенская церковь на Новом рынке в Одессе (1843—1847)
- Собор Святого Апостола Павла в Гатчине (1846—1852)
- Максимилиановская церковь в Екатеринбурге (1847—1876)
- Воскресенский Новодевичий монастырь в Санкт-Петербурге (1848—1860-е)
- Собор Святого Георгия Победоносца в Дербенте (1849—1853)
- Александро-Невский собор в Краснодаре (1853—1872)
- Успенский собор в Одессе (1855—1869)
- Трёхсвятская церковь в Нижнем Новгороде (1859—1860)
- Церковь Всех Святых на Казачьем кладбище в Омске (1859—1896)
- Вознесенский собор Вознесенского монастыря в Иркутске (1863—1873)
- Сергиевская церковь в Нижнем Новгороде (1865—1869)
- Собор Святой Равноапостольной Марии Магдалины в Варшаве (1867—1869)
- Казанский собор Казанского Явленского монастыря (1870)
- Успенский собор во Владивостоке (1876—1899)
- Троицкая церковь Свято-Троицкого анзерского скита (1880—1884)
Примечания
- ↑ 1,0 1,1 1,2 1,3 Кириченко, 1978, с. 102.
- ↑ 2,0 2,1 2,2 Русско-византийский стиль, 2017.
- ↑ Лисовский, 2009, с. 199—201, 204.
- ↑ Лисовский, 2009, с. 209.
- ↑ Пунин, 1990, с. 44—45.
- ↑ Лисовский, 2009, с. 210—211.
- ↑ Лисовский, 2009, с. 211—213.
- ↑ Агеева, 2021, с. 231.
- ↑ Берташ, 2018, с. 43.
- ↑ Тыжненко, 1990, с. 167.
- ↑ Пунин, 1990, с. 44—46.
- ↑ 12,0 12,1 12,2 Пилявский, 1984, с. 469.
- ↑ 13,0 13,1 Лисовский, 2009, с. 215.
- ↑ 14,0 14,1 Пунин, 1990, с. 46.
- ↑ 15,0 15,1 Пунин, 1990, с. 49.
- ↑ 16,0 16,1 Иконников, 1990, с. 328.
- ↑ 17,0 17,1 Гречнева, 2011.
- ↑ Павлова, 2002, с. 87, 91, 93.
- ↑ Пилявский, 1984, с. 470.
- ↑ Кириченко, 1997, с. 130.
- ↑ Кириченко, 1997, с. 133—134.
- ↑ Лисовский, 2009, с. 226.
- ↑ Лисовский, 2009, с. 226—228.
- ↑ Кириченко, 2010, с. 55—56.
- ↑ 25,0 25,1 Берташ, 2013.
- ↑ Маслов, 2020.
- ↑ Антонов, Кобак.
- ↑ Васильев.
- ↑ Берташ2, 2013, с. 182.
- ↑ 30,0 30,1 Шулика, 2011.
- ↑ Жердев, 2014.
- ↑ Корнилова, 2004, с. 34—35.
- ↑ Лазаревы, 2001, с. 105—109.
- ↑ Кириченко, 1978, с. 120—123.
- ↑ Неовизантийский стиль, 2017.
- ↑ 36,0 36,1 Кириченко, 2001, с. 230.
- ↑ Новиков, 2015.
- ↑ Бусева-Давыдова и др., 1997, с. 44.
- ↑ Костылев, Пересторонина, 2007, с. 126—127.
- ↑ Самохин, 2008, с. 9—10.
- ↑ 41,0 41,1 41,2 Калинина, 2015.
- ↑ Корнилова, 2004, с. 4, 17, 36—40.
- ↑ 43,0 43,1 43,2 Историзм.
- ↑ Стекло.
- ↑ 45,0 45,1 45,2 Митина, 2012.
- ↑ Самохин, 2008, с. 18.
- ↑ Калугин, 1980.
- ↑ Кириченко, 2010, с. 121—123.
- ↑ Мебель.
- ↑ Корнилова, 2004, с. 31—33.
- ↑ Маслов, 2017.
- ↑ Корнилова, 2004, с. 38—40.
- ↑ Бусева-Давыдова, 2014, с. 310—311.
- ↑ Лихачёва, 2016.
- ↑ 55,0 55,1 Курочкин, 2007.
- ↑ Фаттахов, 2011.
- ↑ Красносельская, 2020, с. 15, 17—19.
- ↑ Славина, 1994, с. 471—472.
- ↑ Кириченко, 1997, с. 109.
- ↑ Славина, 1994, с. 475.
- ↑ Кириченко, 1997, с. 89.
- ↑ 62,0 62,1 Кириченко, 1978, с. 117.
- ↑ 63,0 63,1 Славина, 1982, с. 91.
- ↑ Славина, 1994, с. 458—459, 474—475.
- ↑ 65,0 65,1 65,2 Славина, 1982, с. 72.
- ↑ Славина, 1982, с. 93—94.
- ↑ 67,0 67,1 Лайтарь, 2009.
- ↑ 68,0 68,1 Берташ, 2021, с. 61.
- ↑ Кириченко, 2001, с. 229.
- ↑ Славина, 1994, с. 444.
- ↑ Славина, 1994, с. 448.
- ↑ Кириченко, 1997, с. 94.
- ↑ Берташ, 2021, с. 62—63.
- ↑ 74,0 74,1 Берташ, 2021, с. 63.
- ↑ Кириченко, 1997, с. 94—96.
- ↑ Славина, 1982, с. 84.
- ↑ Славина, 1982, с. 74.
- ↑ Берташ, 2017, с. 208.
- ↑ Кириченко, 1997, с. 105.
- ↑ Кириченко, 1997, с. 104.
- ↑ Берташ2, 2013, с. 183.
- ↑ Кириченко, 2001, с. 227.
- ↑ Павлова, 2002, с. 88, 93—94.
- ↑ Павлова, 2002, с. 94.
- ↑ Малых, 2010, с. 102.
- ↑ Саблин, 2020, с. 12.
- ↑ Славина, 1982, с. 75.
- ↑ 88,0 88,1 Берташ, 2017, с. 209.
- ↑ Славина, 1982, с. 79.
- ↑ Саблин, 2020, с. 12—13.
- ↑ Агеева, 2021, с. 232.
- ↑ Славина, 1982, с. 77—79.
- ↑ Славина, 1982, с. 86—88.
- ↑ Храм Христа Спасителя в Москве, 1918, с. 15, 47.
- ↑ Лисовский, 2009, с. 223.
- ↑ Новосёлов, 2017, с. 30.
- ↑ Длужневская, 2003, с. 125.
- ↑ Павлова, 2002, с. 93.
- ↑ 99,0 99,1 99,2 Заварзина, 2008.
- ↑ 100,0 100,1 Лайтарь, 2008.
Литература
- Храм Христа Спасителя в Москве. — М.: Т-во И. Д. Сытина, 1918. — 56 с.
- Кириченко Е. И. Русская архитектура 1830—1910-х годов. — М.: Искусство, 1978. — 400 с.
- Калугин В. И. «Я рисовал всю жизнь…» // Памятники Отечества. — 1980. — № 2. — С. 66—70.
- Славина Т. А. Константин Тон. — Л.: Лениздат, 1982. — 151 с. — (Зодчие нашего города).
- Пилявский В. И. Русско-византийский стиль // История русской архитектуры: Учебник для вузов. — Л.: Стройиздат, Ленингр. отд-ние, 1984. — С. 467—470. — 512 с.
- Иконников А. В. Тысяча лет русской архитектуры. Развитие традиций. — М.: Искусство, 1990. — 384 с. — 30 000 экз. — ISBN 5-210-00310-8.
- Пунин А. Л. Национальное направление: поиски самобытности и «русско-византийский стиль» // Архитектура Петербурга середины XIX века. — Л.: Лениздат, 1990. — С. 44—54. — 351 с. — 200 000 экз. — ISBN 5-289-00602-8.
- Тыжненко Т. Е. Василий Стасов. — Л.: Лениздат, 1990. — 192 с. — ISBN 5-289-00609-5.
- Славина Т. А. Национальное направление. Первый этап. // История русской архитектуры: Учеб. для вузов. — 2-е изд., перераб. и доп. — СПб.: Стройиздат СПб, 1994. — С. 471—478. — 600 с. — 25 000 экз. — ISBN 5-274-00728-7.
- Бусева-Давыдова И. Л. и др. Москва: Архитектурный путеводитель / И. Л. Бусева-Давыдова, М. В. Нащокина, М. И. Астафьева-Длугач. — М.: Стройиздат, 1997. — 512 с. — ISBN 5-274-01154-3.
- Кириченко Е. И. Русский стиль. Поиски выражения национальной самобытности. Народность и национальность. Традиции древнерусского и народного искусства в русском искусстве XVIII—начала XX века. — М.: Издательство «Галарт», ООО «Издательство АСТ-ЛТД», 1997. — 432 с.
- Кириченко Е. И. Образцовые проекты храмов // Русское градостроительное искусство. Градостроительство России середины XIX — начала XX века / Под общей редакцией Е. И. Кириченко. — М.: Прогресс-Традиция, 2001. — Т. 1. — С. 219—231. — 340 с. — ISBN 5-89826-083-8.
- Лазарев А. Г., Лазарев А. А. Русско-византийская и неовизантийская стилистика в храмовой архитектуре юга России. Вторая половина XIX — начало XX в. // Архитектура и градостроительство юга России. История. Традиции. Современные тенденции: Учеб. пособие. — Ростов н/Д.: Рост. гос. строит. ун-т, 2001. — С. 105—125. — 152 с. — ISBN 5-86340-100-1.
- Павлова А. Л. Архитектурная программа императора Николая I: кафедральные соборы в новых епархиях // Традиции и современность. — 2002. — № 1. — С. 86—99.
- Длужневская Г. В. Утраченные храмы Петербурга. — СПб.: Издательский дом «Литера», 2003. — 272 с.
- Корнилова А. Григорий Гагарин. — М.: Белый город, 2004. — 46 с. — (Мастера живописи). — ISBN 5-7793-0721-0:1500.
- Костылев Р. П., Пересторонина Г. Ф. Петербургские архитектурные стили. (XVIII — начало XX века). — СПб.: «Паритет», 2007. — 256 с. — ISBN 978-5-93437-127-3.
- Курочкин М. В. Особенности архитектурно-художественного металла Вятско-Камского региона (конец XVII — начало XX В.) // Иднакар: методы историко-культурной реконструкции. — 2007. — № 1. — С. 37—45.
- Заварзина Н. Ю. Современные стилистические предпочтения православного зодчества в России // Академический вестник УралНИИпроект РААСН. — 2008. — № 1. — С. 71—78.
- Лайтарь Н. В. Проблема стиля в современной храмовой архитектуре России // Известия Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена. — 2008. — № 77.
- Самохин А. В. Образ Средневековья в русском искусстве XIX — начала XX века: автореферат дисс. … кандидата искусствоведения: 17.00.04. — М.: МГУ, 2008. — 34 с.
- Лайтарь Н. В. Проблема соотношения традиций и новаторства в русском церковном зодчестве (вторая треть XIX — начало XX века) // Известия Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена. — 2009. — № 110. — С. 245—250.
- Лисовский В. Г. От «художественной археологии» к «русско-византийскому» стилю // Архитектура России XVIII — начала XX века. Поиски национального стиля. — М.: «Белый город», 2009. — С. 197—245. — 568 с. — 3000 экз. — ISBN 978-5-7793-1629-3.
- Малых Е. В. Архитектор Константин Тон и судьба одного из его творений (собор святой великомученицы Екатерины в Царском Селе) // Научные труды. — 2010. — № 13. — С. 98—107.
- Русское градостроительное искусство. Градостроительство России середины XIX — начала XX века / Под общей редакцией Е. И. Кириченко. — М.: Прогресс-Традиция, 2010. — Т. 3. — 616 с. — ISBN 978-589826-333-1.
- Гречнева Н. В. Становление эклектики, как архитектурного стиля в храмовом зодчестве России // Мир науки, культуры, образования. — 2011. — № 3. — С. 222—224.
- Фаттахов З. Ф. Художественный металл XIX — начала XX вв. в исторической застройке малых городов Татарстана (на примере Чистополя и Елабуги) // Филология и культура. — 2011. — № 4 (26). — С. 285—289.
- Шулика В. В. Свято-Иоанно-Усекновенский храм в Харькове: история и архитектура // Вісник ХДАДМ. — 2011. — № 4. — С. 187—190.
- Митина Н. Яхты российских императоров // Исторический журнал. — 2012. — С. 56—83.
- Берташ А. В. Стилистические особенности храмостроительства в 1830–1870-е годы в России:столица и национальные окраины // Вестник Санкт-Петербургского университета. Искусствоведение. — 2013. — № 1. — С. 178—198.
- Берташ А. В. Церковное строительство в Польше и на Северо-Западе России в середине — конце XIX в. // Искусство Восточной Европы. — 2013. — Т. I. — С. 235—256.
- Бусева-Давыдова И. Л. Иконопись и монументальная церковная живопись // История русского искусства. — М.: Государственный институт искусствознания, 2014. — С. 197—245. — 720 с. — ISBN 978-5-98287-085-8.
- Жердев В. В. Художественный ансамбль церкви св. Елизаветы в Висбадене: персоналии и тенденции немецкого искусства // Вестник ПСТГУ. Серия 5: Вопросы истории и теории христианского искусства. — 2014. — № 1 (13). — С. 120—135.
- Калинина В. М. Император Николай I и Фёдор Григорьевич Солнцев: новый взгляд на художественное наследие России // Пятнадцатые Романовские чтения. — 2015. — С. 93—97.
- Новиков С. В. Творческая деятельность Ф. Н. Малиновского, гражданского инженера и епархиального архитектора Казанской губернии // Известия КГАСУ. — 2015. — № 1 (31). — С. 26—34.
- Лихачёва А. П. Художественная промышленность Москвы в XIX в.: обработка металла // Вестник РГГУ. Серия: История. Филология. Культурология. Востоковедение. — 2016. — С. 140—153.
- Берташ А. В. Архитектор Н. Е. Ефимов: творческая биография // Научные труды. — 2017. — № 43. — С. 200—217.
- Маслов К. И. «Византийский» проект Гагарина: от иллюстраций повести «Тарантас» к росписям Сионского собора в Тифлисе // Обсерватория культуры. — 2017. — Т. 14, № 6. — С. 756—763.
- Новосёлов Н. В. Археологические исследования Введенского собора лейб-гвардии Семёновского полка // Археологические открытия. — 2017. — Т. 2015. — С. 29—31.
- Неовизанти́йский стиль / Печёнкин И. Е. // Большая российская энциклопедия [Электронный ресурс]. — 2017.
- Русско-византийский стиль / Печёнкин И. Е. // Большая российская энциклопедия [Электронный ресурс]. — 2017.
- Берташ А. В. Православное церковное строительство в Лифляндской губернии второй половины 1840-х–1860-х гг. и архитектор Н. Е. Ефимов // Православие в Балтии. — 2018. — № 8 (17). — С. 35—68.
- Красносельская Н. Ю. К вопросу о сооружении чугунных часовен во второй половине XIX века // Современное изобразительное искусство, архитектура и дизайн: грани и границы. — 2020. — С. 15—22.
- Маслов В. Н. и др. Объект культурного наследия «Церковь Александры». Историческая справка // Проект объединённой зоны охраны объектов культурного наследия федерального значения «Парк Луговой (Озерковый)», «Водопроводная система Петергофа», 1720—1721 гг., инж.-гидравлик Туволков В. Г., 2-я пол. XVIII в., 1944—1948 гг., 1970-е гг. (реставрация), в части расположения на территории Ломоносовского района Ленинградской области, и территориально связанных с ними объектов культурного наследия. — Екб., 2020. — С. 7—9. — 132 с.
- Саблин И. Д. Русское и византийское в церковном зодчестве России XIX века // Временник Зубовского института. — 2020. — № 2 (29). — С. 9—22.
- Агеева Н. А. Бумаги Н. Е. Ефимова 1825—1826 годов, посвящённые раскопкам Десятинной церкви в Киеве // Петербургский исторический журнал. — 2021. — № 4 (32). — С. 230—238.
- Берташ А. В. Отечественное церковное зодчество после петровских преобразований и феномен русского стиля: столицы, национальная окраина, провинция на примере Пензенского региона // Нива Господня. Вестник Пензенской духовной семинарии. — 2021. — № 2 (20). — С. 54—78.
- Историзм — стиль умного выбора. В поисках национальной идентичности. edu.hermitage.ru. Государственный Эрмитаж. Образовательная музейная программа. Дата обращения: 2 апреля 2021.
- Произведения эпохи историзма в коллекциях Эрмитажа. Мебель. edu.hermitage.ru. Государственный Эрмитаж. Образовательная музейная программа. Дата обращения: 2 апреля 2021.
- Произведения эпохи историзма в коллекциях Эрмитажа. Стекло. edu.hermitage.ru. Государственный Эрмитаж. Образовательная музейная программа. Дата обращения: 2 апреля 2021.
- Антонов В. В., Кобак А. В. Церковь свт. Григория Богослова (Кушелёвская) в Троице-Сергиевой Приморской пустыни. Энциклопедия Санкт-Петербурга. Комитет по культуре Санкт-Петербурга. Институт Петра Великого. Дата обращения: 4 апреля 2021.
- Васильев В. Гатчинский кафедральный собор святого апостола Павла. soborgatchina.cerkov.ru. Гатчинское городское благочиние. Дата обращения: 4 апреля 2021.
Ссылки
- Максимова М. Несчастливая судьба тоновских шедевров. orthodoxmoscow.ru. Православная Москва (4 марта 2019). Дата обращения: 28 марта 2021.

