В тени молчаливого большинства, или конец социального

В тени молчаливого большинства, или конец социального

В тени молчаливого большинства, или конец социального (фр. A l’ombre des majorités silencieuses, ou la fin du social) — социально-философское сочинение Жана Бодрийяра, написанное в 1982 году, в котором автор ставит под вопрос само существование социального, предпринимает попытку деконструировать социологию как таковую, различные социологические и просто «очевидные» понятия, а также, в рамках своей собственной теории, дает характеристику основным чертам современности, таким как появившееся «молчаливое большинство» (черная дыра масс), конформизм, трансформировавшийся в гиперконформизм, схлопывание «социального тела», терроризм, наступление эпохи симуляции и гиперреальности.

Основные положения

1. Масса не обладает ни атрибутом, ни предикатом, ни качеством, ни референцией. Именно в этом состоит её определённость, или радикальная неопределённость. Она не имеет социологической реальности. «Молчаливое большинство (каковым являются массы) — референт мнимый. Это не значит, что оно не существует. Это значит, что оно не может иметь какой-либо репрезентации. Массы не являются референтом, поскольку уже не принадлежат порядку представления»;
2. Массы «не выражают себя — их зондируют. Они не рефлектируют — их подвергают тестированию. Политический референт уступил место референдуму (организатор постоянного, никогда не прекращающегося референдума — средства массовой информации). Однако зондирования, тесты, референдум, средства массовой информации выступают в качестве механизмов, которые действуют уже в плане симуляции, а не репрезентации. И ориентированы они уже на модель, а не на референт»;
3. Массы все воздействие социального и политического поглощают и нейтрализуют безвозвратно. Таким образом, умирает социальное, а вместе с ним и социальные науки. Массы не являются субъектом истории, потому что не способны представлять себя в политическом. Любая репрезентация масс есть симулякр. Вместе с тем массы не являются объектом истории, потому как поглощают социальное и политическое процессами гиперконформизма, молчания и равнодушия к ним;
4. Сами массы превратились в публику, которую интересуют только зрелища, а именно так воспринимается важные политические события в стране. Они полностью уходят в мир частной жизни. Родственный феномен, близкий по цели с массами, — это терроризм, который, как и массы уничтожает социальное.

Появление «молчаливого большинства» и гегемония смысла по Бодрийяру

Появление молчаливого большинства (массы), по Бодрийяру, нужно рассматривать в рамках целостного процесса исторического сопротивления социальному. Ошибочно считать массы некоей сущностью, массы — это тень, отбрасываемая властью. Массы — это бездна, постепенно поглощающая власть. Гегемония смысла несёт в себе террор схематизации, от которого и пытаются уклониться массы, превращаясь в конечном счёте в некое подобие чёрной дыры, безжалостно отклоняющей и искривляющей все излучения, все потоки, направленный к ней. Сила поглощения, нейтрализации и рассеивания до превращения в ничто всего, что к ней направлено, превосходит сейчас все остальные силы. Например, массы никогда не принимали идею бога, но лишь его образ, и такая судьба ждала все остальные схемы разума.

Вместе со смыслом исчезает и информация, поэтому все призывы, основанные на "здравомыслии, к более полному информированию масс, к повышению их культурного уровня, к обеспечению полноценной социализации — бесполезны, ибо за всем этим массы чувствуют давление, которому и противопоставляют стратегию рассеивания смысла и потребления только зрелищ и знаков вместо смысла.

Уклоняются массы от революционных идеалов, как и от социальной активности не по причине того, что они дезориентированы ловкой пропагандой со стороны власти. Безразличие — это сущность масс, это их единственная практика. Массы характеризует не негативность и взрыв, но поглощение и имплозия.

Ранее, когда властные механизмы были централизованы и бюрократизированы, пассивность масс приветствовалась властью и поддерживалось ею. Но теперь безразличие и пассивность масс предвещает крах власти, поэтому наблюдается трансформация её установок — подталкивание к участию в управлении, к активности, призывы высказываться, говорить, дискутировать, массам навязывают социальность, участие в профсоюзных и прочих движениях и т. п., но эволюция социального сменилась инволюцией.

Поэтому сейчас с массой заигрывают, окружают её заботой, её исследуют, развертывают информационность, пытаясь реализовать обратную связь, но эффект — обратный. Информация, которую пытаются ввести в массы с целью трансформировать массы в энергию для построения «социального», лишь осуществляет дальнейшее производство массы, все более ослабляя «поле социальности.» Неистовство царствующих сейчас массмедиа и информации разрушает социальное, социальная энергия масс погасла.

Со смыслом дело обстоит также, как с товаром. Ранее капитал был озабочен только производством, так как с потребление проблем не возникало, сейчас нужно производить и спрос, и потребителей, и их потребности. Производство спроса и производство социального во многом — одно и то же. Также и смыслом. Ранее и власть, и революционеры пытались наращивать производство смысла. Сегодня главная проблема системы — это производство смысла, без которого власть оказывается, по сути, простым симулякром, поэтому производство спроса на смысл неизмеримо важнее. Но в конце концов производство спроса на смысл станет неосуществимым. Ситуация похожа на игру двух сторон и пока нельзя сказать, кто одерживает в ней верх: симуляция, которую власть обрушивает на массы, или симуляция, которую массы в ответ обращают на власть.

Молчание масс — «это не молчание, которое не говорит, это молчание, которое накладывает запрет на то, чтобы о нём говорили от его имени.» Представителей у молчаливого большинства нет — «репрезентация расплачивается за своё прошлое господство».

Прогресс и имплозия социального по Бодрийяру

Прогресс социального, по Бодрийяру, всегда имел обратную, теневую сторону. Полная победа социального и принятие его всеми — это иллюзия. Сопротивление ему прогрессировало более быстрыми темпами. Этапу открытой и грубой социализации соответствовало такое же открытое сопротивление, исходившее от дифференцированных структур, групп относительно немногочисленных. Сегодня социализации сопротивляются массы — многочисленные, инертные, безликие и бесструктурные, в чем и заключается их сила. Если при традиционном открытом сопротивлении, например, средствам массовой информации группа пытается интерпретировать сообщению по-своему, в соответствии с кодами группы, то массе не требуются ни кода, ни смыслы, они все превращают в зрелища. Наука, знание и техника существуют в качестве магических практик и потребляемых зрелищ.

В сфере экономики потребление также потеряло свой первоначальный смысл, оно стало служить лишь интересам статуса и престижа, превращаясь в симуляцию. «Объективный» императив потребностей и рациональность разрушаются массам, которые заявляют: «Вы хотите, чтобы мы потребляли. Ну что ж, мы будем потреблять всё больше и больше. Мы будем потреблять всё что угодно. Без всякой пользы и смысла».

Пародия на подчинение, разрушительные симуляция и гиперконформизм — вот черты современности. Массы выходят за рамки социального, играя по его же правилам, расшатывая его гиперсимуляцией; они всячески избегают смысла, идеологии, политики, истории и любой репрезентации, что означает крах не только власти, но и революции, крах всех надежд на освобождение. Сущность современности состоит в противостоянии молчаливого большинства навязываемой ему социальности.

Революционного взрыва не произойдет, напротив — имеет место «революция» имплозивная, инволюционная; последняя инертна и молчалива, она исключает сознательность, у неё нет смысла и ей нечего сказать.

Современная социальность основана на внедрении моделей и на убеждении/разубеждении, она уже не опирается на репрессии и закон. Поэтому этой неуловимой и гиперреальной социальности противостоит терроризм — близкий, как ни странно, массам феномен. «Современный терроризм держит под прицелом социальное в ответ на терроризм социального. И он держит под прицелом именно современное социальное: переплетение сфер, связей, центров и структур, сеть контроля и блокировки — всё то, что окружает нас со всех сторон и благодаря чему мы, все мы, оказываемся молчаливым большинством.» Терроризм отвечает гиперреальному социальному гиперреальным же действием, которое сразу попадает в пронизывающие все потоки средств массовой информации и гипноза.

Характер функционирования терроризма соответствует полной недифференцированностью системы, в которой уже давно не существует различия между целями и средствами, палачами и жертвами.

«Современные общества», в отличие от «примитивных» традиционных, строятся на основе экспансии, взрывных процессов, стремления к универсальности (рынка, закона, ценностей, стремления к завоеванию). Сегодня взрывное развитие идет такими высокими темпами, что развитие за счет «контролируемого взрыва» становится уже невозможным и общество начинает разрушаться имплозией, становящейся неизбежно и неконтролируемой (в отличие от «примитивных» сообществ, живущих за счет управляемой имплозией и центростремительной силой).

Ответ на вопрос о динамике социального (расширение или имплозия) зависит от того, как понимается социальность, но в любом случае этот ответ не может быть однозначным и окончательным.

Социальное, вероятно, складывается из абстрактных инстанций, возникающих на обломках предшествующих ритуальных обществ. Так как складывающиеся институции работают на эту "ненасытную абстракцию, " питающейся, возможно, самой сутью социального, то по мере развития институций социальное регресирует, а не совершенствуется. Появление СМИ и самой информации ускоряет эти противоречивые процессы.

Имеет место крайне противоречивая ситуация — СМИ и информация производят социальное, но одновременно разрушают его; массы, производимые социальным, поглощают его. Получается, что дефиниция социального не имеет референта, что этот термин ничего не обозначает и является результатом абстрагирования (гипостазирования), или же он является симуляцией, видимостью. Неопределённость заложена и в термине «социальные отношения», спорны также и попытки социологии представить социальное как нечто существовавшее всегда.

Социальное возможно лишь в централизованном пространстве перспективы, которое даёт смысл всему, что в нём оказывается. Но такое пространство является лишь одной из моделей симуляции, дающей место эффекту истины, немыслимой в других моделях. Но что, если это ловушка и все вещи никогда и не функционировали социально, приходя лишь в иррациональное, магическое, символическое и пр. движения, а машине всеохватывающей перспективы и истины чужда всякая целесообразность?

Три гипотезы относительно социального

1. Социальное никогда не существовало.

Всегда имела место только симуляция социального, так как «социальные отношения» являются лишь продуктом дезинтеграции символического обмена.

2. Социальное существует, существовало и нарастает.

Социальность, расширяясь и торжествуя, пронизывает все, а все избежавшее её являет собой лишь остаток. Но что, если само социальное представляет собой остаток (безжизненные отложения) — заполонивший всё и получивший статус реальности остаток рассеивания символического порядка. Все больше погружаясь в социальное, мы все более погружаемся в пространство, заполненное мёртвым трудом, безжизненными и контролируемыми бюрократией связями, мёртвыми языками. Таким образом, социальное — это аккумуляция смерти. Поэтому неверно говорить, что социальное умирает. Усиление социального — это, по сути, усиление «рационального» управления остатками, осуществляемого смертью, нагромождений и расчётливого руководства, имеющего мало отношения к развитию и позитивной истории.

3. Социальное существовало раньше, но теперь его нет.

Пространству перспективы, в котором только и может существовать социальное, приходит конец. На смену ему пришло пространство симуляции — место смешения реального и моделей. Социальное имеет смысл лишь в пределах симулякров второго порядка, симулякры третьего порядка поглощают социальное, как и саму реальность. Реальное становится гиперреальным, то есть возведённым в ранг модели, на его производство усиленно работают СМИ и информация. Социальное же исчезает, будучи подвергнуто предельной инсценировке, вплоть до непристойности, чрезмерной гиперреализации и интенсификаци.

История социального остановлена знаками реального и революции, и она никогда не подойдет к последней. Например, понятие пролетариата заменилось пародийным дубликатом — «массой трудящихся». «Отныне ничто не добирается до конца своей истории, ибо ничто не в состоянии избежать этого захвата симулякрами.»

Таким образом, неясная и противоречивая, но возведённая в ранг прозрачности социальная «реальность» упраздняется своей собственной симуляцией.

Издания

• Жан Бодрийар. В тени молчаливого большинства, или конец социального = A l’ombre des majorités silencieuses, ou la fin du social / Перевод с фр. Н. В. Суслова. — Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 2000.

Литература

• Фурс В. Н. «Радикальная социологическая теория Жана Бодрийяра» (недоступная ссылка)  (недоступная ссылка с 12-05-2013 [4220 дней]) // Социологический журнал. — 2002. — № 1.