Сергианство

Эта статья находится в стадии проработки и развития, в одной из её версий выборочно используется текст из источника, распространяемого под свободной лицензией
Материал из энциклопедии Руниверсалис

Сергиа́нство — публицистический термин, под которым чаще всего понимается политика безусловной лояльности руководства Русской православной церкви по отношению к советской власти[1][2]. Начало этой политики обычно связывают с «Посланием» («Декларацией») от 29 июля 1927 года, изданным Заместителем Местоблюстителя патриаршего престола митрополитом Сергием (Страгородским) и членами Временного Патриаршего Священного Синода. Принципы данной декларации легли в основу отношения Московской патриархии к советской власти в последующий период. Термин имеет вполне выраженную негативную оценочную коннотацию, и использование его предполагает полемический контекст.

Термин введён в оборот в конце 1920-х годов противниками политики митрополита Сергия, жившими в СССР. Впоследствии использовался преимущественно Русской православной церковью заграницей до Акта о каноническом общении. Кроме того, использовалась в СССР рядом религиозных диссидентов, не порвавших связей с Русской православной церковью. В настоящее время используется преимущественно различными сектами, пребывающими вне общения с Православной церковью, оппозиционно настроенными к Русской православной церкви.

Несмотря на широкое распространение термина, не сложилось общепризнанного понимания того, что следует понимать под «сергианством». Протоиерей Пётр Перекрёстов в 2006 году отмечал, что «в течение 75 лет Русская Зарубежная Церковь соборно не определяла, что такое „сергианство“. Были определения отдельных лиц, часто очень расходящиеся друг с другом, но соборного, общепринятого определения не было»[3]. По оценке протодиакона Владимира Русака, «„Сергианство“, строго говоря, — вообще термин новорождённый и как с исторической, так и <…> с канонической точки зрения не поддаётся никакому удобовоспринимаемому определению. Это скорее психологический термин, которым пользоваться в основополагающих документах нет смысла»[2]. Священник Аркадий Маковецкий отмечал: «…призыв „покаяться в сергианстве“ носит абстрактный характер по причине того, что чётко сформулированного понятия „сергианство“ не существует. Каждый автор вкладывал в этот термин свои субъективные представления о степени допустимости взаимодействия с властью атеистического государства»[4].

Реакция и следствия

Обновленческий Синод Православной российской церкви расценил декларацию как свою «идеологическую победу на фронте общественно-церковных отношений, как они понимались нами и тихоновцами»: «Воззвание свидетельствует о полном признании главой „Сергиевщины“ Положений Собора 1923 года, декларировавших нормальное отношение церкви к советской государственности и совершившейся социальной революции»[5].

Послание вызвало бурную реакцию в церковной среде как в СССР, так и за границей. Десятки епископов и значительная часть духовенства и мирян в России не приняли декларацию. Некоторые епархии в ответ издали так называемые «отложения»[6].

Об отношении к декларации патриаршего местоблюстителя митрополита Петра Крутицкого историк А. Мазырин пишет:

Митрополит Петр, находясь в приполярной глуши, не сразу смог получить достаточную информацию, чтобы определить своё отношение к новой политике своего заместителя. Лишь в 1929 г., благодаря самоотверженности епископа Дамаскина (Цедрика) и его помощников, доставивших в Хэ необходимые документы, Местоблюститель обрёл возможность вполне сформулировать свою позицию. Сделал он это в письме митрополиту Сергию в декабре 1929 г. «Мне тяжело перечислять, — писал Местоблюститель заместителю, — все подробности отрицательного отношения к Вашему управлению, о чём раздаются протесты и вопли со стороны верующих, от иерархов до мирян. Картина церк[овного] разорения изображается потрясающая. Долг и совесть не позволяют мне оставаться безучастным к такому прискорбному явлению. Побуждаюсь обратиться к Вашему В[ысокопреосвященст]ву с убедительнейшей просьбой исправить допущенную ошибку, поставившую Ц[ерко]вь в унизительное положение, вызвавшую в ней раздоры и разделения, и омрачившую репутацию её предстоятелей; равным образом прошу устранить и прочие мероприятия, превысившие Ваши полномочия»

Послание «Соловецких епископов», одобряя «самый факт обращения Высшего Церковного Учреждения к правительству с заверением о лояльности Церкви в отношении советской власти во всем, что касается гражданского законодательства и управления», не могло «принять и одобрить послания в его целом» и заключает, что «Высшая Церковная Власть, ручаясь за лояльность Церкви в отношении к государству, открыто должна будет заявить правительству, что Церковь не может мириться с вмешательством в область чисто церковных отношений государства, враждебного религии».

Некоторые православные мыслители, как, например, Николай Бердяев, отнеслись к посланию сочувственно[7].

К концу 1927 года основная организованная оппозиция курсу митрополита Сергия сложилась вокруг митрополита Ленинградского Иосифа (Петровых), находившегося тогда в Ростове: его сторонники часто именуются иосифлянами.

Значительная часть духовенства, отвергшая декларацию, не спешила порывать каноническое общение с митрополитом Сергием. Некоторые из них ограничивались невозношением его имени за богослужением, — так называемые непоминающие. Другие продолжали поминовение митрополита Сергия, не поминая советскую власть. Наиболее известной группой таких умеренных оппозиционеров в Москве были даниловцы (по наименованию московского Данилова монастыря), а также мечёвцы — по имени протоиерея Сергия Мечёва, настоятеля московского храма Святителя Николая в Клённиках на Маросейке. Впоследствии многие священнослужители, отказавшиеся от поминовения советской власти за богослужением, были запрещены Синодом митрополита Сергия в священнослужении. Так, 11 марта 1930 года был отправлен под запрет митрополит Кирилл (Смирнов). 3 декабря 1931 года весь приход протоиерея Сергия Мечёва был «отлучён от православной церкви и запрещён в священнослужении»[8].

Даниловец архимандрит Поликарп (Соловьёв) на допросе 1937 года. так вспоминал об этом[9]:

В 1931 г. […] митрополитом Сергием мы были запрещены в священнослужении и вместе с бывшей общиной исключены из ведения патриархии. Причиной этого было неисполнение указа Синода о поминовении на богослужении советской власти и уклонение от общины (видимо, от общения. — Ред.) с членами синода. Это поминовение мы признавали неправильным, поскольку советская власть есть атеистическая и церковь отделена от государства. Декларации митр. Сергия мы не сочувствовали, так как советская власть придерживается идеологии материалистической, атеистической, значит антицерковной.

Некоторые архиереи, не согласные с действиями митрополита Сергия и его Синода, подавали митр. Сергию прошение об уходе на покой, которое удовлетворялось. Однако зачастую таковые продолжали вести деятельность по противостоянию с курсом митр Сергия. Епископы Синезий (Зарубин) и Николай (Голубев) впоследствии вернулись к управлению епархиями, разорвав общение с митр. Сергием.

18 сентября 1929 году митрополит Сергий и его Синод издали постановление «об отношении к священнодействиям, совершенным раскольничьим клиром». В нём утверждалось, что таинства духовенства, находящегося в состоянии запрещения и отделившегося от митрополита Сергия, недействительны. «Умерших в указанных расколах не следует, хотя бы и по усиленной просьбе родственников, отпевать, как и не следует совершать по них заупокойную литургию»[10].

Власти использовали декларацию 1927 года как одно из средств для борьбы с церковной оппозицией[11]. При аресте агент ГПУ спрашивал епископа или священника: «Как вы относитесь к Декларации митрополита Сергия?»; при отрицательном ответе данный епископ признавался контрреволюционером и брался под стражу[12].

16 февраля 1930 года в «Известиях» и других советских газетах было опубликовано интервью митрополита Сергия Страгородского и его Синода представителям советской печати. В опубликованном тексте решительно отрицался факт каких бы то ни было гонений на Церковь в СССР. Вдобавок, там было сказано: «Репрессии, осуществляемые советским правительством в отношении верующих и священнослужителей, применяются к ним отнюдь не за их религиозные убеждения, а в общем порядке, как и к другим гражданам, за разные противоправительственные деяния». 18 февраля 1930 г., на пресс-конференции с иностранными корреспондентами, Сергий Страгородский формально подтвердил, что «интервью представителям советской печати» действительно давал он и его Синод. Обнаруженный в архивах черновик интервью позволяет с уверенностью утверждать, что это не так: текст является результатом совместного написания тт. Ярославским, Сталиным и Молотовым [1].

Из подписавших «Декларацию» в 1936—1938 годы один (Филипп) умер в тюрьме, двое (Серафим и Павел) были расстреляны, один (Константин) забит до смерти на допросе, один (Анатолий) умер в лагере и лишь трое (митрополиты Сергий и Алексий и архиепископ Сергий (Гришин) дожили до созыва Архиерейского собора в сентябре 1943 года.

Декларация была решительно отвергнута руководством и большинством членов Русской церкви за пределами СССР (РПЦЗ) и служила с тех пор фундаментальным декларируемым препятствием к чаемому с обеих сторон воссоединению с Церковью в России. В дальнейшем раскол между двумя частями Церкви углублялся, оформившись в известные 16 препятствий митрополита Филарета (Вознесенского), которые делало воссоединение на тот момент невозможным[13].

Отношение в современной РПЦ МП

В 1974 году Русская православная церковь в Послании патриарха Пимена и Священного Синода «к находящимся в церковном расколе, именующем себя „Русская Зарубежная Церковь“» отменила требование о лояльности советской власти:

Мы не зовём вас к тому, чтобы вы перестали быть лояльными гражданами тех государств, которые предоставили вам возможность жить на их территории или в которых вы родились. Мы не намерены требовать от вас того, что для вас психологически невозможно, то есть какой-либо непосильной ломки ваших политических убеждений и переходе к полному единообразию мыслей, настроения и поведения с сынами Церкви Российской, живущими в глубоком единстве со всеми гражданами своей Родины и считающими единственно разумной и возможной нормой своего поведения (как граждане, и как носители имени Христова), то, что завещано им Святейшими Патриархами Тихоном и Сергием. Мы зовём вас к единению в том, что выше всякой земной политики и не доступно для чисто человеческих разномыслий или разногласий. Это — мистическая жизнь во Христе и со Христом, мир, дарованный Господом (Иоан. 14:27) святое евхаристическое общение.

Архиерейский собор Русской православной церкви 25—27 октября 1990 года в своём Воззвании[14] заявил, что Церковь не считает себя связанной Декларацией митрополита Сергия 1927 года, но при этом подчеркнул:

<…> Со всею определённостью мы обязаны подчеркнуть, что Декларация 1927 г. не содержит ничего такого, что было бы противно Слову Божию, содержало бы ересь, и таким образом, давало бы повод к отходу от принявшего её органа церковного управления.

В интервью газете «Известия» 10 июня 1991 года (опубликовано полностью в: ЖМП. — 1991. — № 10. — С. 5—8) на вопрос о его отношении к Декларации митрополита Сергия патриарх Алексий II ответил:

<…> заявление митрополита Сергия, конечно, нельзя назвать добровольным, ибо ему, находившемуся под страшным давлением, пришлось заявить вещи, далёкие от истины, ради спасения людей. Сегодня же мы можем сказать, что неправда замешана в его Декларации. Декларация ставила своей целью «поставить Церковь в правильные отношения к советскому правительству». Но эти отношения, а в Декларации они ясно обрисовываются как подчинение Церкви интересам государственной политики, как раз не являются правильными с точки зрения Церкви. <…> Надо признать, что Декларация не ставит Церковь в «правильное» отношение к государству, а, напротив, уничтожает ту дистанцию, которая даже в демократическом обществе должна быть между государством и Церковью, чтобы государство не дышало на Церковь и не заражало её своим дыханием, духом принудительности и безмолвности. <…> Что же касается моей защиты этой Декларации, то надо помнить, что критика Декларации в основном была направлена против слов: «мы хотим считать Советский Союз нашей гражданской Родиной, радости которой — наши радости и беды которой — наши беды». Противники Декларации утверждали, что таким заявлением радости атеистического государства отождествляются с радостями Церкви. Это действительно получалось бы абсурдно. Но ведь в Декларации нет слова «которого», то есть государства, Советского Союза, а есть слово «которой», соотносимое со словом «Родина». То есть речь идёт о Родине, радости которой независимо от политического режима, господствующего в ней или над ней, действительно радуют и Церковь. Поэтому это положение Декларации я всё время отстаивал, согласен я с ним и сегодня. Что же касается остальных положений Декларации… Мы не спешили на словах отказываться от неё, пока на деле, в жизни не смогли занять действительно независимую позицию. За этот год, я считаю, мы реально смогли выйти из-под навязчивой опеки государства, и потому теперь, имея как факт нашу дистанцированность от него, мы имеем нравственное право сказать, что Декларация митрополита Сергия в целом ушла в прошлое и что мы не руководствуемся ею. <…>

Митрополит Сергий хотел спасти этой Декларацией Церковь. Знаю, что многие, слыша эти слова, возражают, что Церковь спасает Христос, а не люди. Это верно. Но верно и то, что без человеческих усилий помощь Божия не спасает. Неуничтожима Вселенная Церковь. Но где знаменитая Карфагенская Церковь? Есть ли православные верующие сегодня в Каппадокии, в Малой Азии, где прославились Григорий Богослов и Василий Великий? На наших глазах была уничтожена Церковь в Албании. И в России были силы, желавшие того же…[15]

Подобные мысли патриарх Алексий II выражал и в других интервью того периода.

В интервью, данном в сентябре 1991 года, председатель отдела внешних церковных сношений митрополит Кирилл (с 1 февраля 2009 года — патриарх Московский и всея Руси) говорил про себя, что он «в молодости очень резко критиковал митрополита Сергия» и «относился к числу „несергианцев“».

Тезис о недопустимости вмешательства государства в духовную жизнь Церкви содержится в документе «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви», принятом на юбилейном Архиерейском соборе 2000 года.

Отношение к «Сергианству» среди сект неканонического православия

Клише «сергианство» ныне активно используется раскольническими сектами русской традиции, большинство из которых в разное время откололись от РПЦЗ, и в той или иной мере переняли её терминологию. «Отсутствие покаяния» со стороны священноначалия Московского патриархата в «сергианстве» рассматривается ими как одна из главных причин (наряду с участием последнего в экуменическом движении) пребывания ими в расколе.

Так, приверженцы «РПЦЗ(В)», отколовшейся от РПЦЗ, в своих печатных и видеоматериалах утверждают, что проявлением сергианства являются «Основы социальной концепции РПЦ МП»[16], где провозглашается принцип «непредпочтительности для Церкви какого-либо государственного строя». В 2004 году «Архиерейский собор РПЦЗ(В)» провозгласил анафему «сергианству». Сходная анафема была объявлена в 2012 году приверженцами РПЦЗ под офомором Агафангела (Пашковского).

Примечания

  1. Васильева О. Ю. Жребий Митрополита Сергия Архивная копия от 30 марта 2017 на Wayback Machine // Независимая газета. — № 201. — 25.10.1996.
  2. 2,0 2,1 Русак В. С. . Русская Зарубежная Церковь «на Родине» // Макарьевские чтения: Материалы четвертой международной конференции (21-22 ноября 2005 года) / отв. ред. В. Г. Бабин. — Горно-Алтайск, 2005. — С. 198—218. Архивировано 20 сентября 2017 года.
  3. Протоиерей Петр Перекрестов. «Кормчий Церкви и тогда, и теперь – всемогущий Дух Божий». pravoslavie.ru (13 декабря 2006). Архивировано 11 июля 2019 года.
  4. Маковецкий, 2020, с. 69.
  5. Обращение «обновленческого» Синода Православной Российской Церкви к работникам епархий с разъяснением воззвания Митрополита Нижегородского Сергия. // Русская православная церковь и коммунистическое государство. 1917—1941. Документы и фотоматериалы. — М., 1996.
  6. Отложение Глазовской епархии от 22 декабря 1927 года (недоступная ссылка). Дата обращения: 27 января 2007. Архивировано 12 марта 2007 года.
  7. Николай Бердяев. Вопль Русской Церкви.
  8. Друг друга тяготы носите». Жизнь и пастырский подвиг священномученика Сергия Мечёва. Т. 1.. — М., 2012. — С. 542.
  9. Последнее следственное дело архиепископа Феодора (Поздеевского). — М., 2010. — С. 161.
  10. Акты Патриарха Тихона. — С. 644.
  11. Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти. 1917—1943. Сб. в 2 ч. / Сост. М. Е. Губонин. — М., 1994. — С. 408.
  12. Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти. 1917—1943. Сб. в 2 ч. / Сост. М. Е. Губонин. — М., 1994. — С. 409.
  13. 16 пунктов митрополита Филарета (недоступная ссылка). Дата обращения: 27 января 2007. Архивировано 12 февраля 2007 года.
  14. Воззвание Архиерейского Собора к архипастырям, пастырям и всем верным чадам Русской Православной Церкви (недоступная ссылка)
  15. Из интервью Святейшего Патриарха Алексия II: Принимаю ответственность за все, что было. Архивировано 20 февраля 2007 года.
  16. Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. Дата обращения: 23 июня 2010. Архивировано 18 июня 2018 года.

Литература

Ссылки