Перейти к содержанию

Женщины для утешения

Эта статья находится на начальном уровне проработки, в одной из её версий выборочно используется текст из источника, распространяемого под свободной лицензией
Материал из энциклопедии Руниверсалис
«Женщины для утешения»
(англ. comfort women)

Допрос офицером Королевских ВВС 8 августа 1945 года юной китаянки, которую подвергли сексуальной эксплуатации на «станции утешения» в Рангуне. Фотография британского сержанта Титмусса
Япония
кандзи: 慰安婦
хирагана: いあんふ
Транскрипция
— пересмотренная система Хэпбёрна: ianfu
Корея
хангыль: 위안부
Транскрипция
— новая
  романизация: 		wianbu
— Маккьюн —
Райшауэр: 		wianbu

Женщины для утешения[a] — эвфемизм, вошедший в употребление в годы Второй мировой войны для обозначения женщин, вынужденных быть сексуальными рабынями для обслуживания солдат и офицеров Императорской армии Японии в оккупированных странах и территориях до и во время Второй мировой войны[1][2][3]. Термин «женщины для утешения» является дословным переводом японского слова ианфу (часть эвфемизма 慰安婦[4]), которым назвали таких женщин. Сами публичные дома назывались «станциями утешения»[5].

Оценки того, сколько женщин было вовлечено, колеблются от 20 000 (японский историк Икухико Хата[6]) до 360 000—410 000 (китайский учёный[7]); точные цифры всё ещё изучаются и обсуждаются[8]. Большинство женщин были из оккупированных стран, включая Корею, Китай и Филиппины. Женщины использовались для военных «станций утешения» в Бирме, Таиланде, Вьетнаме, Малайе, Маньчжоу-Го, Тайване (тогда находившемся в составе Японии), Голландской Ост-Индии, Португальском Тиморе, Новой Гвинее[9][10][11] и других оккупированных Японией территориях. «Станции» создавались сначала в Японии, Китае, на Филиппинах, в Индонезии, затем в Малайе, Таиланде, Бирме, Новой Гвинее, Гонконге, Макао и Французском Индокитае[12]. Относительно небольшое число женщин европейского происхождения было также из Нидерландов[13] и Австралии, причём, по оценкам, только голландских женщин было от 200 до 400[14].

Первоначально бордели были созданы для обеспечения солдат сексуальной разрядкой, для снижения количества изнасилований во время войны и распространения венерических заболеваний[15]. Однако «станции утешения» оказали обратный эффект — они увеличили количество изнасилований и распространение венерических заболеваний. Первыми жертвами были японки, некоторые из которых были набраны обычными способами, а некоторые были набраны путем обмана или похищения. Позже военные обратились к женщинам в японских колониях из-за нехватки японских добровольцев и необходимости защитить имидж Японии[16][17]. Согласно свидетельским показаниям, молодые женщины похищались из своих домов в странах, находившихся под властью Японской Империи. Во многих случаях женщин привлекали обещаниями работы на фабриках или в ресторанах. В некоторых случаях пропаганда провозглашала равенство и обещала содействие в получении высшего образования. Также жертв заманивали обещаниями работы в качестве медсестёр на аванпостах или японских военных базах; после вербовки их насильно удерживали в «станциях утешения» как внутри своих стран, так и за рубежом[18]. Во многих случаях женщин заманивали ложными объявлениями о работе медсестрами и фабричными работницами[19]. Значительный процент «женщин для утешения» составляли несовершеннолетние[20].

Данная тема до сих пор является чувствительным вопросом в отношениях Японии с Кореей и Китаем, а также внутри японского общества и политического класса. Националистически настроенные японские исследователи и политики считают «женщин для утешения» проститутками[21] и настаивают на добровольном характере их работы в армейских борделях. После войны Япония отрицала существование «женщин для утешения», отказываясь принести извинения или предоставить надлежащую реституцию, что на десятилетия нанесло ущерб репутации Японии в Азии. После многочисленных требований о принесении извинений и обнародования официальных записей, свидетельствующих о виновности японского правительства, оно начало приносить официальные извинения и выплачивать компенсации в 1990-х годах[22]. Однако извинения японских официальных лиц подверглись критике как неискренние[23][24], а японские правительственные чиновники продолжали отрицать существование «женщин для утешения». В 2015 году японское правительство официально извинилось перед «женщинами для утешения» и перечислило в южнокорейский фонд помощи бывшим пленникам 1 миллиард иен[25].

Названия

Во время Тихоокеанской войны по отношению к женщинам, принуждаемым к проституции в военных борделях, японские официальные лица использовали термин ianfu (яп. 慰安婦, англ. Comfort Women, рус. «женщины для утешения»). Этот термин, несмотря на то, что является эвфемизмом, стал широко использоваться исследователями и активистами[26][27]. Однако это встретило критику со стороны некоторых выживших, которые указывали, что он стирает правду об изнасилованиях и сексуальном рабстве, жертвами которых они стали[28].

В японской армии использовались и другие названия, такие как: «специальный персонал» (tokuyō-in), «специальный взвод» (tokushu shōtai), «женское войско» (jōshigun), «официантки» (shakufu), «специальные утешительницы» (tokushu ianfu) или «военный груз» (heitan busshi). Последнее использовалось в военных транспортных документах[29]. В солдатском сленге также функционировали вульгарные и дегуманизирующие выражения, такие как pi, являющееся заимствованным из китайского языка сленговым обозначением женских половых органов, или kyōdō benjo («общественный туалет»). Последнее имело более широкие социально-культурные корни, поскольку названием «гигиенических общественных туалетов» иногда обозначали в Японии лицензированные публичные дома[30].

После войны, вероятно с 1970-х годов, в Японии начали использовать термин «следующие за армией утешительницы» (jūgun ianfu). Однако он подвергался критике как со стороны сторонников движения за возмещение ущерба, указывающих, что он может подразумевать, что «утешительницы» добровольно занимались проституцией, так и со стороны правых и националистических кругов, которые возражали против использования слова «следующие за армией» (jūgun) — как подразумевающего официальную связь с Императорской армией Японии[31].

В Южной Корее жертвы обозначаются термином wianbu (кор. 위안부), являющимся дословным переводом японского ianfu[32][33]. В правительственном отчете 1992 года использовалось определение ilcheha kundae wianbu, которое можно перевести как «военные утешительницы под властью Японской империи»[31][b]. Однако общественные организации, занимающиеся этой проблемой, продвигают прежде всего определение chŏngsindae. Оно является корейской артикуляцией японского слова Teishin-tai, означающего «добровольческий корпус». Оно отсылает к созданному в 1944 году Женскому добровольческому корпусу трудовой службы (яп. Joshi Rōdō Teishin-tai) и функционировавшим ранее группам и организациям, которые мобилизовали женщин на работу для японских военных усилий, и которые, согласно распространенному в Корее мнению, — в основном не имеющему, однако, подтверждения в исторических фактах — должны были играть ключевую роль в принудительном вербовке кореянок на работу в военных борделях[35]. Кроме того, в Южной Корее, чтобы выразить уважение и сочувствие выжившим, при непосредственном общении к ним обращаются термином halmŏni («бабушки»), при этом они также обозначаются группой как chŏngsindae halmŏni или (реже) wianbu halmŏni[36].

Под названием «бабушки» выжившие также обозначаются на Тайване и на Филиппинах (соответственно Ama — в диалекте хоккиен и Lola — на языке тагалог)[37][38].

Историческая справка

См. также: Юкаку

Система «станций утешения» была глубоко укоренена в традиции легальной проституции, которая на протяжении нескольких сотен лет существовала в Японии[39][40]. Первый «квартал красных фонарей» возник в Киото ещё в 1589 году, а в Эдо — в 1617 году. После окончания политики изоляции отдельные «кварталы удовольствий» для иностранцев были созданы в Токио и Иокогаме[41]. В свою очередь, после реставрации Мэйдзи в Японии была установлена система лицензированной проституции, скопированная с западной. Её ключевыми элементами были: регистрация проституток, обязательное медицинское обследование на предмет венерических заболеваний, введение лицензионных сборов для сутенеров и проституток, декриминализация нелицензированной проституции[42][43]. В 1872 году, чтобы улучшить международный имидж Японии, были аннулированы контракты, которые до сих пор связывали проституток с их сутенерами, удерживая их в почти рабском статусе. Тем не менее большинство женщин, не имея возможности найти другой источник средств к существованию, вскоре вернулись в «кварталы красных фонарей» или занялись нелицензированной проституцией[44]. В то же время, с прогрессирующей милитаризацией Японии, публичные дома в большом количестве возникали в гарнизонных городах — при полной поддержке местных властей[45].

Во второй половине XIX века Япония начала играть важную роль в международной торговле женщинами. В последние годы сёгуната, а особенно после реставрации Мэйдзи, значительное количество японских женщин и девушек попало в публичные дома в Китае, Юго-Восточной Азии, на Дальнем Востоке России и в других местах на территории Азии и Океании. Эти женщины эвфемистично назывались караюки-сан («уехавшая за границу»). Они чаще всего происходили из бедных сельских регионов острова Кюсю. Некоторые добровольно решались на сексуальную работу, однако многие другие были вывезены обманом, принуждением или проданы собственными семьями. К 1910 году число караюки-сан могло достичь даже около 19-20 тысяч[46][47].

Первые связи между караюки-сан и Императорской армией Японии завязались после начала русско-японской войны. Многие японские сутенеры, которые до сих пор вели деятельность во Владивостоке и других городах Дальнего Востока, переехали тогда вместе со своими работницами в южную Маньчжурию. Японские публичные дома там посещали как японские солдаты, так и гражданская клиентура разных национальностей. Обеспокоенное растущим числом случаев венерических заболеваний, японское командование ввело в Маньчжурии систему лицензий на ведение публичных домов и обязало проводить регулярные проверки здоровья проституток. В некоторых городах ответственность за внедрение этих распоряжений была возложена на Кэмпэйтай. Таким образом, возникли первые основы военного контроля над публичными домами. Это было одновременно началом экспансии японской секс-индустрии на территории северо-восточного Китая[48].

Вопросом обеспечения солдатам урегулированного доступа к услугам проституток японские военные круги вновь заинтересовались во время сибирской интервенции в 1918—1922 годах. Многочисленные изнасилования и грабежи, которые совершили тогда японские солдаты, вызвали беспокойство генералитета. Одновременно было отмечено, что в рядах интервенционных сил в массовом масштабе распространяются венерические заболевания. Чтобы ограничить масштабы этой проблемы, Кэмпэйтай было приказано взять на себя частичный контроль над публичными домами на Сахалине, в частности, принуждая к регулярным медицинским обследованиям работниц[49]. В начале 1919 года в Маньчжурии и на Российском Дальнем Востоке могло находиться даже около 5-6 тыс. японских женщин, в большинстве своем это были караюки-сан[50].

Начиная со второго десятилетия XX века, в результате совместных усилий японского правительства и бизнеса, а также действий, предпринятых правительствами западных стран, явление караюки-сан начало постепенно исчезать[51][52]. В то же время — с ограничением заморской проституции и растущей японской экспансией в Восточной Азии — система японской лицензированной проституции распространилась на Корею и южную Маньчжурию[53]. После аннексии Кореи Японией в 1910 году в разбросанных по Восточной Азии японских публичных домах караюки-сан начали постепенно заменять кореянки[54].

Юки Танака и Ч. Сара Сох считают, что явление караюки-сан — в том числе, особенно выбор социальных кругов, из которых их набирали, методы вербовки и каналы контрабанды — послужило образцом для более поздних «центров утешения»[55][56]. Первый из них добавляет[57]:

Ещё до Шанхайского инцидента в 1932 году в некоторых частях Восточной Азии, где функционировали японские правительственные, военные и бизнес-структуры, уже существовали некоторые зачатки системы «станций утешения». Достаточно было, чтобы японские военные власти взяли над ними непосредственный контроль и создали более систематизированную и комплексную систему военного сексуального рабства.

Танака указывает, что японские военачальники рассматривали систему «станций утешения» как расширение, а по сути, рационализацию явления караюки-сан[58]. И он, и Сох, также указывают, что в глазах японского генералитета «станции утешения» были лишь продолжением и военной разновидностью лицензированной проституции[58][59].

Тем не менее, тем, что отличало японские публичные дома в Маньчжурии, а также явление караюки-сан, от более поздних «станций утешения», было то, что их создание и ведение были полностью оставлены в руках гражданских сутенёров. Кроме того, право посещать эти места не было ограничено исключительно японскими военными[54][56]. Тем самым караюки-сан в несколько меньшей степени были подвержены насилию со стороны клиентов. Им не грозила, кроме того, смерть в результате военных действий[56].

Происхождение

Первые «станции утешения»

Нельзя с абсолютной уверенностью определить, когда возникла первая военная «станция утешения» (яп. ianjo, англ. Comfort Station). Это отчасти результат намеренного уничтожения многих японских военных документов, которое произошло летом 1945 года, в период между объявлением перемирия и высадкой союзных войск на Японских островах[60].

Некоторые авторы предполагают, что первые ianjo возникли в начале 30-х годов, сразу после Мукденского инцидента в 1931 году. К. Сара Сох, основываясь, в частности, на рассказе одной из выживших, сообщает, что первый из них был создан в Маньчжоу-Го в 1932 или 1933 году[61]. Авторы исследования «Chinese Comfort Women» в свою очередь указывают, что уже в начале 30-х годов в северо-восточном Китае имели место случаи похищения женщин и содержания их в японских казармах в качестве сексуальных рабынь[62].

Однако возникновение официальной системы принудительной проституции, скорее всего, было связано прежде всего с так называемым Шанхайским инцидентом в 1932 году[60][62]. Во время уличных боев, которые продолжались в Шанхае почти три месяца, японские солдаты совершили многочисленные изнасилования китайских женщин. Желая ограничить масштабы этой проблемы, а также предотвратить распространение венерических заболеваний, японские военные власти решили обеспечить солдатам регулируемый доступ к услугам проституток[63]. Вероятно, первые военные публичные дома были созданы в городе по инициативе Императорского флота[64]. Они были созданы частично на базе уже существующих публичных домов, управляемых японцами, лицензированных местным японским консульством и нанимавших караюки-сан[65].

Вслед за военно-морским флотом уже в марте 1932 года последовала Императорская армия Японии. Заместитель начальника штаба Шанхайской экспедиционной армии, генерал Ясудзи Окамура, и его подчиненный, генерал-лейтенант Наодзабуро Окабэ, поручили тогда подполковнику Тосинори Нагами задачу организации военных публичных домов[66]. Одновременно Окамура обратился к губернатору префектуры Нагасаки с просьбой направить в Шанхай группу профессиональных проституток. О том, что действия генералов основывались на определённом историческом опыте, может свидетельствовать тот факт, что Нагасаки и его окрестности были традиционным центром вербовки караюки-сан. Кроме того, как Окамура, так и Окабэ, будучи молодыми офицерами, участвовали в Сибирской интервенции, во время которой возникли основы военного контроля над публичными домами[49].

Согласно отчету японского генерального консульства, в конце 1936 года в Шанхае функционировало 10 японских публичных домов, нанимавших 102 японки и 29 кореянок. Семь из них предназначались исключительно для персонала Императорского флота. Они действовали под надзором как флота, так и консульства[67].

С прогрессирующей японской экспансией на территорию Китая начали создавать «станции утешения» также и в других местах. В апреле 1933 года, вскоре после того, как Квантунская армия атаковала провинцию Жэхэ, её 14-я смешанная бригада, которая дислоцировалась в Пинцюане, сообщила, что солдатам запрещен вход в тамошние публичные дома из-за риска заражения венерическими заболеваниями. Взамен был создан «Гигиенический центр по предотвращению эпидемий», в котором работали 35 кореянок и три японки. Эти женщины регулярно проходили осмотр у военного врача, в то время как солдатам выдали более 15,5 тысяч презервативов и проинструктировали их о способах дезинфекции после посещений «центра». Хотя в официальных отчетах не использовалось название ianjo, без сомнения, «центр» был военным публичным домом[68]. При этом есть основания полагать, что количество ianjo, которые возникли в это время в оккупированной Японией северо-восточной части Китая, могло быть больше[69].

Рождение системы

В июле 1937 года, после так называемого инцидента на мосту Марко Поло, Япония начала полномасштабную войну с Китаем. С этого момента создание военных публичных домов стало элементом официальной политики японского государства, а вербовка «утешительниц» — как добровольная, так и принудительная — приобрела массовый характер[70]. Катализатором этого процесса стала, в частности, Нанкинская резня, во время которой японские солдаты совершили тысячи изнасилований китайских женщин и девочек. Уже в декабре 1937 года командование японской Центрально-Китайской армии проинструктировало командиров отдельных оперативных соединений о необходимости создания «станций утешения», чтобы предотвратить массовые изнасилования[71].

В течение следующих нескольких недель некоторые японские воинские части, которые сражались в центрально-восточном Китае, сообщили о создании ianjo. Из сохранившейся японской документации следует, что первоначально в них нанимали китаянок. При этом применялись различные методы их вербовки, в том числе, вероятно, прямое принуждение[72]. В Нанкине при организации «станций утешения» помогли даже американские миссионеры — напуганные масштабом изнасилований, совершаемых японскими солдатами[73].

Однако наем китаянок в военные публичные дома встретил сопротивление со стороны части офицерского состава. Критическую позицию заняла, в частности, Кэмпэйтай, которая опасалась, что среди «утешительниц» найдутся агенты китайской разведки. В результате, с марта 1938 года в действующие в Китае ianjo начали массово направлять японок и кореянок[74].

Первоначально вербовкой охватили девушек и женщин из бедных семей на острове Кюсю. Там традиционно вербовали караюки-сан, а также там проживала многочисленная корейская диаспора. Тем не менее, вербовка не ограничилась только Кюсю. 20 ноября 1937 года Министерство армии Японии связалось с владельцами публичных домов в Токио, попросив помощи в вербовке «утешительниц» и призывая к переносу деятельности в центрально-восточный Китай. Желающим пообещали, что армия обеспечит подходящие помещения для их притонов, а также преференциальное отношение в части транспорта, питания и финансирования. В январе 1938 года один из «предпринимателей», некий Сигэру Кунии, отправился вместе с 53 японскими проститутками в Китай, где вскоре после этого создал военные публичные дома в Усуне, Наньсяне и Няньши[75].

Согласно неполным данным из японских архивов, в 1938—1939 годах в центрально-восточном Китае действовало не менее 81 ianjo, в которых работали более 1200 женщин[76]. В это же время военные публичные дома начали также создавать в северном Китае. Командование дислоцированной там Северо-Китайской армии было обеспокоено значительным количеством изнасилований, совершаемых солдатами[77]. Начальником штаба Северо-Китайской армии был в то время генерал Наодзабуро Окабэ — тот самый, который в 1932 году участвовал в создании первых ianjo в Шанхае. В июне 1938 года он издал инструкцию для командиров армейских частей, в которой обратил внимание на необходимость поддержания дисциплины в рядах армии и приказал быстро создать «приюты сексуального удовольствия» для солдат[78]. Кроме того, есть, хотя и неподтвержденные, сведения о направлении летом 1941 года около 8 тысяч корейских женщин в «станции утешения» в Маньчжоу-Го[79][c].

С нападением на Перл-Харбор и началом Японией войны с западными державами последовала также экспансия системы «станций утешения». Ianjo возникали везде, где ступала нога японского солдата[81]. Как показывает отчет Бюро по медицинским вопросам японского Министерства войны, в сентябре 1942 года уже функционировало 400 «станций утешения», обслуживающих нужды одной только Императорской армии Японии, в том числе: 100 в северном Китае, 140 в центральном Китае, 40 в южном Китае, 100 в Юго-Восточной Азии, 10 на юге Тихого океана и 10 на южном Сахалине[82].

Причины

Здание в шанхайском районе Хункоу, в котором во время японской оккупации располагался военный публичный дом

Решаясь на создание системы «станций утешения», японские военные власти руководствовались несколькими причинами[83].

Их беспокоили многочисленные изнасилования, совершаемые солдатами над китайскими женщинами. Однако они руководствовались не гуманитарными соображениями, а опасением, что массовое сексуальное насилие вызовет рост поддержки антияпонского движения сопротивления. Одновременно опасались, что изнасилования бросят тень на имидж Японии и её вооруженных сил. Обеспечение солдатам доступа к услугам «утешительниц» было признано подходящим решением этой проблемы[84][85].

Другой причиной было стремление предотвратить венерические заболевания. Опасались, что они могут ослабить боевую мощь армии, а после окончания войны вызвать кризис здравоохранения в Японии. Японские военные власти предполагали, что ограничат масштабы заболеваемости, предоставив солдатам доступ к ianjo, в которых женщины подвергались регулярным медицинским осмотрам, а также требовалось использование презервативов и дезинфицирующих средств[86][87].

Дополнительной причиной был тот факт, что в условиях затянувшейся войны японские солдаты практически лишились шанса на демобилизацию. Императорская армия Японии — в отличие от вооруженных сил стран-союзниц — не практиковала прохождение службы по сменам или предоставление солдатам длительных отпусков. Военные власти посчитали в этой ситуации, что ianjo обеспечат солдатам подобие развлечения и помогут укрепить их моральный дух[88]. Сох указывает в этом контексте, что «утешительницы» воспринимались как «дар императора» солдатам, сражающимся от его имени[89].

Также были учтены вопросы безопасности. Японское командование опасалось, что среди женщин, работающих в обычных публичных домах, могут оказаться агенты вражеской разведки. Принуждение солдат пользоваться исключительно «станциями утешения», в которых женщины оставались под надзором Кэмпэйтай, а их контакт с внешним миром был ограничен, должно было минимизировать контрразведывательные угрозы[86].

Организация системы военной проституции

Роль военных, полицейских и административных структур

Некоторые ianjo создавались и управлялись непосредственно военными. В других случаях этим занимались гражданские сутенеры, действующие на основании полномочий и разрешений, выданных военными. Иногда это были отставные офицеры, которые использовали опыт и связи, приобретенные во время военной службы[90]. Из рассказа одного из японских ветеранов, который в 1939 году окончил курс в Школе военных казначеев, следует, что в программу обучения были включены вопросы, касающиеся создания военных публичных домов и управления ими[91].

В то же время, военные различными способами участвовали в практических аспектах функционирования «станций утешения». Они предоставляли, в частности, здания и помещения для их нужд, организовывали поставки презервативов и средств гигиены, а также издавали инструкции и правила, касающиеся их функционирования, в том числе устанавливали прейскуранты на услуги и графики посещений отдельными воинскими частями[92]. Только в 1942 году подразделениям, дислоцированным за пределами Японских островов, было поставлено 32,1 миллиона презервативов[93]. Иногда «утешительницы» получали питание из военных столовых[94].

Во время Тихоокеанской войны за пределами Японских островов дислоцировалось пять японских армейских групп. Вопросы, связанные с функционированием ianjo, находились в ведении их штабов. В структуре Министерства армии не было отдельного подразделения, ответственного за этот вопрос. Однако в случае необходимости штабы армейских групп получали инструкции от его Бюро военной администрации (по вопросам поддержания морального духа и дисциплины), Бюро по медицинским вопросам (по вопросам, связанным с соблюдением гигиены и предотвращением венерических заболеваний) и так далее[95].

Первоначально Министерство армии играло второстепенную роль в процессе создания ianjo. Инициативы по этому вопросу исходили в первую очередь от штабов отдельных армий. Однако с началом подготовки к войне с западными державами роль министерства начала возрастать. Вопросы, связанные со «станциями утешения», были также включены в планы агрессии. В частности, в середине 1941 года японский военный врач провел тайную разведывательную миссию в Голландской Ост-Индии. В своем отчете от 26 июля 1941 года он, среди прочего, рекомендовал с целью предотвращения изнасилований и венерических заболеваний после занятия этой территории создать сеть «станций утешения». Он также рекомендовал обратиться с «просьбой» к начальникам отдельных деревень обеспечить необходимое количество женщин[96].

Важным элементом участия Министерства войны был также транспорт. «Утешительницы» из Японии и Кореи перевозились на базы в Юго-Восточной Азии и Океании с использованием грузовых судов, находившихся в его распоряжении. Корейских женщин перевозили в ianjo в оккупированном Китае по Южно-Маньчжурской железной дороге или другим железнодорожным линиям, принадлежавшим японским субъектам или управлявшимся непосредственно военными. При необходимости для перевозки «утешительниц» использовались военные грузовики и даже самолёты[97]. Характерно, что в перевозочных документах ianfu часто называли «военным грузом» (heitan busshi)[98]. По мнению Танаки, это отражает предметный способ их восприятия военными кругами[58].

В январе 1942 года министр иностранных дел Сигэнори Того издал распоряжение, предусматривавшее, что «утешительницам» больше не нужны паспорта для поездок за границу, а только военные проездные документы. Это означало усиление контроля армии над перевозкой ianfu. На ключевую роль, которую играли в этом высшие военные чины, указывает, в частности, тот факт, что в марте 1942 года на проездных документах, выданных для 70 женщин, перевозимых из Тайваня в ianjo на Борнео, стояли подписи начальника Управления военной администрации Министерства войны Рюикити Танаки и его подчиненного Наоити Кавары. Другим доказательством глубокой вовлеченности Министерства войны в создание «станций утешения» может служить инструкция от 18 июня 1942 года, подписанная заместителем министра Хэйтаро Кимура и направленная в штабы всех армий, дислоцированных за пределами Японии, которая призывала к ужесточению санитарного контроля над ianjo[82].

Как указывает Танака[99]:

Система «станций утешения» создавалась и развивалась в рамках хорошо спланированной политики группой высших по рангу японских военных руководителей.

Гораздо меньше архивных документов сохранилось в отношении участия Министерства военно-морского флота в процессе создания «станций утешения». Одним из них является документ от 30 мая 1942 года, подписанный начальником Управления военной администрации, кадм. Такасуми Нагаокой, касающийся отправки второго уже контингента «специального персонала» на военно-морские базы в Юго-Восточной Азии. Другие обнаруженные документы касались функционирования ianjo на Сулавеси. Тем не менее, Танака предполагает, что Министерство военно-морского флота даже в большей степени, чем Министерство войны, было непосредственно вовлечено в создание и управление ianjo[100].

При вербовке «утешительниц» и их транспортировке военные пользовались поддержкой других ведомств японского государства, в том числе Министерства иностранных дел[101], Министерства внутренних дел и генерал-губернаторов Кореи и Тайваня[102]. Показания выживших женщин указывают на различные формы участия японской полиции в вербовке «утешительниц» в Корее и на Тайване. Тем не менее, как указывает Танака, пока не найдено официальных архивных документов, подтверждающих непосредственное участие полицейских в принудительном вербовке женщин из обеих колоний. Однако Танака указывает, что тамошняя полиция должна была, по крайней мере, знать об этой процедуре, поскольку именно она выдавала паспорта, которые долгое время были единственным документом, позволявшим женщинам выехать из обеих колоний[103].

Типы ianjo

Вход в один из «станций утешения»
«Красный дом» в городе Сан-Ильдефонсо на Филиппинах, в котором японские солдаты удерживали филиппинских женщин в качестве секс-рабынь

Юки Танака выделяет следующие типы ianjo:

  • «Постоянные центры» — организованные, как правило, в крупных городах, при ключевых военных базах и центрах снабжения. Управлялись непосредственно военными или частными владельцами, которые, однако, оставались под строгим надзором военных. В них работали в основном кореянки, а также профессиональные проститутки из Японии[104].
  • «Полупостоянные центры» — функционирующие, как правило, при крупных тактических соединениях (дивизия, бригада, полк), в местах их дислокации. Управлялись непосредственно военными или частными владельцами, находящимися под строгим надзором военных. В них работали в основном кореянки, а рядом с ними также китаянки[104].
  • «Временные центры» — организованные и управляемые подразделениями уровня батальона, часто без согласия вышестоящего командования. Они функционировали вблизи линии фронта, чаще всего в Китае и на Филиппинах. В них в качестве сексуальных рабынь содержались местные женщины, похищенные солдатами[105]. В центрах этого типа Танака видит некоторое сходство с «лагерями изнасилований», которые войска Республики Сербской создавали во время гражданской войны в Боснии и Герцеговине[106].

Уоллес Эдвардс классифицирует ianjo аналогичным образом[107]:

  • «Постоянные центры» — организованные в глубоком тылу, в них были лучшие условия жизни, часто в них попадали женщины японского происхождения.
  • «Мобильные центры» — организованные при штабах дивизий или бригад и следовавшие за ними. В них чаще всего попадали корейские женщины.
  • «Боевые центры» — организованные ближе всего к линии фронта, при подразделениях уровня батальона или ниже. В них были худшие условия, обычно в них попадали местные женщины, похищенные солдатами.

Также Ёсими Ёсиаки делит ianjo на три категории[108]:

  • Центры, управляемые непосредственно военными и предназначенные исключительно для нужд солдат и гражданских служащих армии.
  • Центры, управляемые гражданскими лицами, однако действующие на основе военных правил и предназначенные исключительно для нужд солдат и гражданских служащих армии. Этот тип ianjo он считает самым многочисленным.
  • Публичные дома и заведения другого типа, в которых члены вооруженных сил не были единственной клиентурой, хотя пользовались приоритетом.

Авторы исследования «Chinese Comfort Women», ссылаясь в основном на ianjo, действовавшие в оккупированном Китае, применяют следующую категоризацию:

  • ianjo, управляемые непосредственно японской армией[109]. При этом они делят их на следующие подкатегории:
    • «официальные» центры — функционирующие чаще всего при крупных оперативных соединениях или при логистических базах в крупных городах. В них попадали как китайские женщины, так и женщины других национальностей[109].
    • «мобильные» / «временные» центры — центры такого типа создавались на время крупных военных операций или с целью обеспечения доступа к «утешительницам» для солдат из тех подразделений, которые были дислоцированы в районах, где возможности принудительной вербовки местных женщин или запуска постоянного ianjo были ограничены. Женщин, работавших в «мобильных» центрах, перевозили вслед за воинскими частями или в отдаленные базы и посты с использованием специальных поездов, конных повозок и тому подобное[109].
    • импровизированные центры — создаваемые самостоятельно отдельными подразделениями. Их было больше всего, и условия в них были наихудшими. В них содержали женщин, похищенных на территории дислокации данного подразделения[110].
  • ianjo, управляемые гражданскими лицами (японцами, тайваньцами, корейцами), но действующие под строгим надзором армии и предназначенные исключительно для нужд солдат и военнослужащих[111].
  • довоенные публичные дома, «одобренные» японскими военными властями. Они принимали как солдат, так и гражданских японцев, причем к первым относились в приоритетном порядке. Эти центры работали под строгим надзором армии и полиции[112].
  • ianjo, созданные по требованию японской армии китайскими коллаборационистами и местной китайской администрацией[113].

Ч. Сара Сох, принимая в качестве основного критерия цель функционирования данного ianjo, предлагает следующую категоризацию:

  • «лицензированные ianjo» — создаваемые и управляемые японскими или корейскими гражданскими лицами, которые были мотивированы стремлением к финансовой выгоде. Они действовали на основании подробных правил, установленных армией, которая через них намеревалась обеспечить солдатам регулируемый доступ к коммерческим сексуальным услугам. В них работали в основном женщины и девушки, завербованные гражданскими посредниками, хотя иногда в них попадали и женщины, «полученные» непосредственно военными[114]. Сох делит их на две подкатегории:
    • «дома развлечений» самого эксклюзивного характера, клиентами которых были в основном офицеры. Они сочетали в себе функции ресторана и публичного дома, напоминая в некоторой степени рётэй, действовавшие в Японии и Генерал-губернаторстве Кореи[115]. Они располагались в крупных городах и нанимали женщин японского и корейского происхождения[116].
    • «дома проституции», клиентами которых были в основном унтер-офицеры и рядовые, хотя в определённые ночные часы они были зарезервированы исключительно для офицеров. Бывали также случаи, когда они обслуживали только офицеров. Они располагались в крупных городах или в местах дислокации войск; обычно в одном месте одновременно функционировало несколько таких прибежищ. В «дома проституции» чаще всего попадали корейские женщины[117].
  • «военизированные ianjo» — создаваемые и управляемые непосредственно военными с целью обеспечения солдатам регулируемого доступа к коммерческим сексуальным услугам. Они не создавались с целью получения финансовой прибыли, хотя иногда могли её получать. В них работали в основном женщины и девушки, завербованные гражданскими посредниками, хотя иногда в них попадали и женщины, «полученные» непосредственно военными[118]. И в этом случае Сох делит их на две подкатегории:
    • «девичьи вспомогательные подразделения», которыми она называет ianjo, созданные отдельными воинскими частями для своего исключительного пользования и расположенные на базах и в казармах недалеко от линии фронта. Работающие в них женщины не только оказывали солдатам сексуальные услуги, но и были вынуждены выполнять различные физические работы, такие как стирка, уборка или приготовление пищи[94].
    • «квази публичные дома», которыми она называет ianjo, созданные армией за пределами непосредственной территории казарм и военных баз. Работающие в них женщины не были вынуждены выполнять дополнительные работы для армии. ianjo такого типа также не работали исключительно для одной воинской части[119].
  • «преступные ianjo» — организовываемые самопроизвольно солдатами в зоне боевых действий, на территориях, оккупированных Японией. В них содержались местные женщины, которые обычно были ранее изнасилованы солдатами во время боевых и умиротворяющих действий, а затем силой доставлены на японские базы. Они не получали даже символической оплаты и были де-факто сексуальными рабынями. В ianjo этого типа — в отличие от остальных категорий — не действовали никакие правила, касающиеся гигиены и профилактики венерических заболеваний. Сох видит в них некоторое сходство с «лагерями изнасилований» времен гражданской войны в Боснии и Герцеговине, оговаривая, однако, что они создавались для обеспечения солдатам «сексуального вознаграждения», а не для проведения этнических чисток[120].

Сох считает, что развитие системы «станций утешения» было связано с прогрессирующей эскалацией японской агрессии в Азии и на Тихом океане. Она указывает, что первыми ianjo, функционировавшими уже с начала 1930-х годов, были «дома развлечений» и «девичьи вспомогательные подразделения». С началом открытой войны с Китаем стали появляться «дома проституции» и «квази публичные дома». В свою очередь, «преступные ianjo» были явлением, характерным для последних лет Второй мировой войны[121].

Методы вербовки

Газетное объявление, размещенное 27 октября 1944 года в газете «Mainichi Shimbun» корейцем по имени Хо о вербовке женщин для работы в «станциях утешения»

Первоначально, в 1932—1938 годах, при вербовке «утешительниц» японские военные власти использовали тот факт, что многие сутенеры корейского происхождения перенесли свою деятельность в Маньчжурию и оккупированную часть Китая. Вместе с ними туда попало много профессиональных проституток или жертв торговли женщинами из Кореи. В свою очередь, начиная с 1938 года, по мере затягивания войны в Китае, Императорская армия Японии стала более непосредственно участвовать в привлечении женщин и девушек для работы в военных публичных домах[122].

Военные власти ожидали, что для работы в ianjo будут вербоваться в первую очередь молодые, незамужние женщины, в случае которых, как предполагалось, риск возникновения венерических заболеваний будет низким[86]. Чтобы их «привлечь», использовали специальных агентов-вербовщиков, обычно японского или корейского происхождения[123]. Это были в основном владельцы или менеджеры тех ianjo, которые уже действовали в оккупированной части Китая. Иногда в качестве вербовщиков нанимали также владельцев частных публичных домов в Китае и Корее[124]. Они отправлялись в Корею, а также в Японию или на Тайвань, чтобы там искать и вербовать кандидаток для работы в военных публичных домах[125]. Некоторые агенты непосредственно участвовали в вербовке женщин. Однако большинство пользовалось помощью «субподрядчиков» — владельцев местных публичных домов, лживых посредников по трудоустройству и т. п., обычно уже ранее вовлеченных в торговлю женщинами. В таких случаях сами вербовщики останавливались на несколько недель или даже месяцев в портовых городах, таких как Пусан или Инчхон, где ожидали, пока «субподрядчики» соберут для них необходимое количество женщин (обычно около 40-50)[124].

В Корее и на Тайване вербовщики обычно прибегали к обману[126][127]. Молодым женщинам и девушкам, почти всегда происходившим из семей с низким социально-экономическим статусом, обещали работу в Японии или на оккупированных ею территориях (в качестве работниц, поварих, прачек или медсестер)[124]. В некоторых случаях дополнительным стимулом была выплата авансов семьям девушек, нередко в счет погашения долгов[128]. Во время ожидания транспорта и в пути будущие ianfu обычно хорошо обращались, хотя их свобода передвижения была ограничена. Только по прибытии на место назначения они узнавали, каков будет истинный характер их «работы»[124]. В Голландской Ост-Индии, где коренное население первоначально воспринимало японцев как освободителей, также часто прибегали к обману[129], в том числе к ложным обещаниям учёбы или профессионального обучения в Японии[130].

Тем не менее, случалось, что во время вербовки посредники прибегали к шантажу. Имели место даже случаи похищений или других форм прямого принуждения[125]. В рассказах некоторых женщин можно найти информацию о похищении неизвестными гражданскими лицами или задержании без явной причины полицией и отправке из-под ареста в публичный дом[131]. Министерство армии было осведомлено о методах, применяемых посредниками. 4 марта 1938 года полковник Сеничи Фусибучи, действуя по поручению заместителя министра Ёсидзиро Умэдзу и министра Хадзимэ Сугиямы, издал инструкцию, в которой содержались следующие указания[125]:

Вербуя в Японии женщин или других работников для создания «станций утешения» […], некоторые лица произвольно решили, незаконно, что получили на это разрешение военных властей. Это бросило тень на репутацию армии и вызвало недоразумения с населением. Другие создали проблемы социального характера, пытаясь незаконно вербовать [женщин] через военных корреспондентов, бродячих артистов и тому подобных. Выбор ненадлежащих вербовщиков привел к тому, что некоторые из них были арестованы и стали объектом расследования полиции из-за применяемых ими методов вербовки, напоминавших похищения. Поэтому следует уделять большое внимание выбору подходящих агентов. В будущем в отношении вербовки [женщин] каждая армия должна будет усилить контроль [над процедурой вербовки] путем тщательного отбора соответствующих агентов. В настоящее время во время вербовки каждая из армий должна более тесно сотрудничать с местными структурами Кэмпэйтай или полиции, сохраняя таким образом авторитет вооруженных сил и предотвращая возникновение социальных проблем.

Кроме того, за девять дней до этого начальник Полицейского управления в японском Министерстве внутренних дел направил губернаторам всех префектур распоряжение, регулировавшее вопрос выдачи разрешений на поездки женщин в Китай. Оно предусматривало, что такое разрешение могут получить только профессиональные проститутки, достигшие 21 года. По мнению Танаки, целью этого распоряжения было предотвратить незаконный вывоз японских женщин и девушек в публичные дома. Примечательно, однако, что не было издано аналогичного распоряжения, которое предотвратило бы контрабанду женщин из японских колоний, то есть Кореи и Тайваня[132].

Агенты-вербовщики, которые отправлялись в Корею и на Тайвань, скорее всего, могли рассчитывать на поддержку местных структур полиции и Кэмпэйтай. Правда, не было найдено прямых доказательств в поддержку этого тезиса (в виде японских официальных документов), однако, по мнению Танаки, о его истинности могут свидетельствовать рассказы жертв и послевоенные устные и письменные свидетельства[133].

В принципе, в Корее и на Тайване похищения и другие формы прямого принуждения применялись редко. Кроме того, японские вооруженные силы лишь спорадически участвовали там напрямую в «получении» ianfu[134]. Исключением на этом фоне была только принудительная вербовка женщин аборигенного происхождения, проводившаяся на Тайване в последний период войны[38].

Совершенно иной была ситуация в Китае и на Филиппинах, то есть в странах, где действовало сильное антияпонское движение сопротивления. Там неоднократно происходили случаи, особенно во время умиротворительных действий, когда японские солдаты похищали местных женщин и девушек, которые затем становились сексуальными рабынями в «преступных»/ «временных» ianjo, организованных без ведома вышестоящего командования. Похищения часто сопровождались убийством остальных членов семьи. Жертв держали в пределах японских баз и казарм от одного до нескольких месяцев, а в крайних случаях даже до двух лет. Они не получали даже символической оплаты, часто были вынуждены выполнять принудительные работы на благо данного подразделения или гарнизона[135]. Вероятно, эти похищения и изнасилования рассматривались японскими солдатами как форма мести «враждебному» гражданскому населению, подозреваемому в симпатиях к партизанам[136].

Кроме того, на оккупированных территориях имели место случаи, когда командиры воинских частей в сотрудничестве с Кэмпэйтай обращались к лидерам традиционных или представителям местной администрации с требованием «предоставить» необходимое количество женщин[137]. При этом угрожали, что в случае отказа данное сообщество ждут жестокие репрессии[138]. Такое давление пытались, в частности, оказать на Туна Мустафу, малайзийского лидера в Северном Борнео, который, однако, отказался сотрудничать, прикрываясь своей мусульманской верой[139].

Наконец, некоторое количество женщин — прежде всего из Японии, но иногда также из Кореи — сознательно выбрали сексуальную работу в ianjo[140].

Значение Кореи для системы военной проституции

«Утешительницы» корейского происхождения, освобожденные американскими солдатами во время битвы за Окинаву

С момента подписания мирного договора на Канхвадо в 1876 году на Корейском полуострове постепенно пустила корни перенесенная из Японии система лицензированной проституции. Её официальное санкционирование произошло после аннексии Кореи Японией в 1910 году. В течение следующих пяти лет число зарегистрированных корейских проституток выросло на 50 %. Постановление от 1916 года, которое регулировало функционирование лицензированной проституции в Генерал-губернаторстве Кореи, ставило корейских проституток в худшее положение, чем их японские коллеги. Оно снижало до 17 лет установленный законом возраст, с которого корейские женщины могли заниматься проституцией (в Японии это было 18 лет). Кроме того, оно не определяло продолжительность свободного от работы времени, которое должно было им полагаться. Различия не в пользу кореянок были также в отношении размера получаемых задатков, а цены на пользование услугами корейских работниц секс-индустрии были на 50-70 % ниже, чем в случае японок. Дискриминация, жертвами которой становились корейские работницы секс-индустрии, нашла впоследствии отражение в неравном отношении к «утешительницам» из Японии и Кореи[141].

Первоначально японское командование предполагало, что в ianjo будут работать в первую очередь профессиональные проститутки из Японии[80]. Однако быстро выяснилось, что их число недостаточно. Кроме того, было признано, что пользование их услугами повысит риск заражения солдат венерическими заболеваниями. В результате к работе в «станциях утешения» в массовом порядке стали принуждать молодых кореянок, которые ранее не занимались проституцией[142]. Вербовка сначала охватила членов корейской диаспоры в Японии, а затем женщин, проживающих в Генерал-губернаторстве Кореи[80].

Юки Танака предполагает, что одной из причин, по которой Корея была выбрана в качестве основного места вербовки «утешительниц», был тот факт, что в результате проводимой колонизаторами политики ассимиляции эта страна стала культурно близка к Японии. Жители Кореи во многих случаях знали основы японского языка и были интенсивно индоктринированы в духе повиновения Японии и её императору. Кроме того, по внешнему виду корейские женщины не сильно отличались от японок[143]. Одновременно он предполагает, что процесс вербовки корейских женщин принял такие большие масштабы, поскольку японские лидеры, руководствуясь чувством расового превосходства, неохотно видели японских женщин в роли военных проституток, в то время как женщин из Кореи (и других колоний и оккупированных территорий) считали подходящими для этой цели[144]. Другой причиной, на которую указывает Танака, были правовые вопросы. Япония была подписантом Международной конвенции о торговле людьми 1910 года и Международной конвенции о борьбе с торговлей женщинами и детьми 1921 года. Однако Токио считал, что положения этих конвенций не применимы к жителям колоний, что позволяло придать вербовке корейских женщин видимость законности[145].

Ч. Сара Сох, напротив, считает, что в глазах японских лидеров значение, которое в корейском обществе придавалось девственности и добрачной чистоте, делало корейских девушек идеальными кандидатками на работу в ianjo, поскольку это минимизировало риск того, что они будут заражены венерическими заболеваниями[146]. В 1939 году японский военный врач Тэцуо Асо представил отчет, в котором, основываясь на результатах медицинских исследований, проведенных на группе японских и корейских женщин, которые должны были попасть в военный публичный дом в Шанхае, рекомендовал, чтобы именно незамужние кореянки, ранее не занимавшиеся сексуальной работой, а не японские профессиональные проститутки, в первую очередь направлялись на работу в ianjo[147].

Сох в то же время возражает против признания корейских «утешительниц» исключительно жертвами японского милитаризма и колониализма, указывая на значение культурно-социальных факторов, которые существовали на Корейском полуострове в период японского колониального правления[148]. Она подчеркивает, что ускоренные и навязанные сверху процессы модернизации, которые произошли после аннексии Кореи Японией, открыли перед корейскими женщинами недоступные до этого пути социального продвижения и позволили им получить образование и экономическую независимость[149]. Война на Тихом океане и связанная с ней массовая мобилизация корейской рабочей силы также дала многим бедным кореянкам шанс вырваться из прежней среды и получить работу в военной промышленности[150]. Во времена японского правления корейские женщины покидали свои дома не только для того, чтобы получить работу и образование, но и для того, чтобы избежать домашнего насилия, браков по расчету и тому подобного[151]. Эти социальные процессы одновременно принесли многочисленные угрозы. Тысячи молодых женщин были обмануты японскими и корейскими «посредниками» обещаниями хорошо оплачиваемой работы или образования, чтобы в результате попасть в публичные дома[152]. Некоторые были проданы собственными семьями[153]. Как отмечает Сох, в 1930-х годах быть жертвой торговли женщинами было «обычным несчастьем» для молодых, необразованных кореянок из бедных семей[154].

Существенную роль играло также экономическое давление. Экспроприация значительного числа мелких фермеров, которая произошла в результате проведенной колониальными властями реформы системы землевладения, привела к обнищанию и массовому росту безработицы. Эта проблема усугубилась неурожаями, которые в 1920-х и 1930-х годах неоднократно обрушивались на Корею[155] (одним из них была великая засуха весной 1939 года)[156]. В 1935—1945 годах более миллиона корейских женщин переехали в города или эмигрировали на Японские острова и в Маньчжурию[150]. К 1945 году целых 11,6 % корейского населения (около 3,7 млн человек) выехали за пределы Генерального губернаторства Кореи — как экономические мигранты, так и принудительно мобилизованные рабочие[156]. Хроническая нищета, которая поразила массы корейцев в период японского колониального правления, привела к резкому росту проституции[157].

Начиная с 1920-х годов, корейские женщины добровольно или по принуждению уезжали на сексуальную работу за пределы Корейского полуострова. Некоторые из них попали в Саппоро, где их услугами пользовались в основном работавшие там корейские трудовые мигранты. Число корейских проституток, работавших за границей, значительно выросло в 1930-е годы, после начала Великой депрессии. По сообщениям прессы за декабрь 1932 года, около 100 женщин и девушек ежемесячно продавались в публичные дома в Японии и на Тайване[154]. По другим источникам, в 1930-е годы в публичные дома продавалось до 30 тысяч корейских девушек в год, из которых около 5 тысяч отправляли за границу[158]. В то же время некоторые местные сутенеры со своими работницами стали переезжать на оккупированные Японией территории Маньчжурии и Китая[154][159]. Это было отчасти вызвано экономическими факторами[159], а отчасти стычками с полицией, в которые корейские сутенеры — пользующиеся репутацией жестоких курильщиков опиума — попадали чаще, чем их японские коллеги[158]. В начале 1940-х годов, с эскалацией военных действий в Азии, многие существовавшие до этого в Корее публичные дома были закрыты, а после 1943 года их содержание стало практически невозможным. В результате некоторые сутенеры стали переносить свою деятельность на Тайвань или в оккупированные Японией страны Юго-Восточной Азии[154]. Тот факт, что Корея играла столь значительную роль в международной торговле женщинами, а также тот факт, что лицензии на содержание публичных домов там получали только японцы или корейцы, которых колониальные власти считали лояльными, привели к тому, что эти структуры были легко адаптированы под нужды японских вооруженных сил [154][160][161].

Во время вербовки корейских ianfu японцы могли рассчитывать на поддержку со стороны местных коллаборационистов[162]. Они занимались не только «привлечением» женщин и девушек, но часто были также владельцами или менеджерами ianjo[162]. Среди корейцев, которые были вовлечены в вербовку малообеспеченных и необразованных соотечественниц для работы в японских ianjo, были не только сутенеры и торговцы живым товаром, но и представители высших социальных слоев, в частности местные чиновники[163]. Рассказы некоторых выживших свидетельствуют, кроме того, что в их вербовку были замешаны так называемые соседские ассоциации, создаваемые по приказу властей Генерального губернаторства Кореи[164]. Анализ рассказов корейских «утешительниц», проведенный Сох, выявил, что самая многочисленная группа среди них — это женщины, ставшие жертвами обмана со стороны вербовщиков корейского происхождения[165][d]. Жан-Луи Марголин, в свою очередь, оценивает, что только одна треть ianfu корейского происхождения была завербована государственными органами. Остальные попали в ianjo в результате действий гражданских вербовщиков корейского или японского происхождения[167].

В ноябре 1941 года, накануне нападения на Перл-Харбор, японские власти начали массовую мобилизацию корейской рабочей силы. Первоначально обязанность работать распространялась только на мужчин, в то время как молодых незамужних женщин в лучшем случае поощряли работать в японской военной промышленности[168]. Однако в январе 1944 года премьер-министр Хидэки Тодзио объявил о плане создания Женского добровольческого корпуса трудовой службы (яп. Joshi Rōdō Teishintai). В соответствии с изданными позднее положениями мобилизации для работы на нужды военной промышленности могли быть подвергнуты незамужние женщины в возрасте от 12 до 39 лет на срок в один год (позднее увеличенный до двух лет). В Корее этих женщин называли чонсиндэ. Точное число кореянок, которые были мобилизованы, неизвестно и является предметом споров. Сох оценивает, что в Корпус попало в общей сложности около 200 тыс. женщин и девушек, из которых, однако, только от 25 % до 33 % составляли кореянки[169]. Некоторые историки предполагают, что некоторые женщины после мобилизации попали в военные публичные дома. В Южной Корее даже существует тенденция, особенно в националистических кругах, отождествлять чонсиндэ с «утешительницами»[170]. Сох не исключает, что случаи обманной вербовки женщин под предлогом службы в Добровольческом корпусе могли иметь место, однако они случались только с конца 1943 года[171]. Между тем, подавляющее большинство корейских «утешительниц» попали в японские ianjo до 1943 года[172]. Проанализировав рассказы более 100 жертв, Сох выявила только два однозначных случая, когда девушки, мобилизованные как чонсиндэ, действительно были вынуждены заниматься проституцией[173]. По её мнению, отождествление чонсиндэ с «утешительницами» имеет целью отвлечь внимание как от роли, которую играли корейские коллаборационисты, так и от проблемы структурного насилия в отношении женщин из корейских низших классов[174].

Поскольку число японских солдат, постоянно дислоцированных в Генерал-губернаторстве Корея, было относительно невелико, там функционировало лишь небольшое количество ianjo. В результате корейские женщины и девушки попадали в основном в военные публичные дома за его пределами. Те ianjo, которые действовали на Корейском полуострове, находились, в частности, в его северо-восточной части, вблизи границы с СССР[175].

См. также

Примечания

Комментарии

  1. ↑ Часто встречаются неверный перевод с английского «комфортные женщины» или «женщины для комфорта» (comfort women).
  2. ↑ В данном случае слова ilcheha kundae wianbu указывают на ответственность Японии, что важно в связи с тем фактом, что после Второй мировой войны термином wianbu также называли проституток, услугами которых пользовались американские солдаты, дислоцированные в Южной Корее[34].
  3. ↑ Летом 1941 года, в связи с концентрацией значительного числа войск на границе с СССР, командование Квантунской армии якобы потребовало от генерал-губернатора Кореи генерала Дзиро Минами предоставить 20 тысяч «утешительниц». Последний якобы завербовал 8 тысяч женщин. Однако эти сведения имеют свое происхождение исключительно в послевоенных воспоминаниях японских офицеров, и пока не найдено их подтверждение в официальной документации[80].
  4. ↑ На корейских гражданских посредников указали 64 выживших. Остальные указывали на гражданских посредников японского происхождения (35), японских или корейских полицейских (45), японских солдат и гражданских служащих армии (45), местных чиновников (17), учителей (4) или членов семьи (2)[166].

Источники

  1. ↑ The Asian Women's Fund. Who were the Comfort Women?-The Establishment of Comfort Stations. Digital Museum The Comfort Women Issue and the Asian Women's Fund. The Asian Women's Fund. Дата обращения: 8 августа 2014. Архивировано 7 августа 2014 года.
  2. ↑ The Asian Women's Fund. Hall I: Japanese Military and Comfort Women. Digital Museum The Comfort Women Issue and the Asian Women's Fund. The Asian Women's Fund. — «The so-called 'wartime comfort women' were those who were taken to former Japanese military installations, such as comfort stations, for a certain period during wartime in the past and forced to provide sexual services to officers and soldiers.». Дата обращения: 12 августа 2014. Архивировано 15 марта 2013 года.
  3. ↑ Argibay, 2003
  4. ↑ Soh, 2009, p. 69 "It referred to adult female (fu/bu) who provided sexual services to "comfort and entertain" (ian/wian) the warrior...
  5. ↑ Who were Comfort Women? (англ.). Washington Coalition for Comfort Women, Inc. (2004). Дата обращения: 7 марта 2019. Архивировано 15 июня 2007 года.
  6. ↑ Asian Women's Fund,, pp. 10–11
  7. ↑ (Huang 2012, p. 206 "Although Ianfu came from all regions or countries annexed or occupied by Japan before 1945, most of them were Chinese or Korean. Researchers at the Research Center of the Chinese Comfort Women Issue of Shanghai Normal University estimate that the total number of comfort women at 360,000 to 410,000.")
  8. ↑ Rose, 2005, p. 88
  9. ↑ Coop, Stephanie. Japan's Wartime Sex Slave Exhibition Exposes Darkness in East Timor (23 декабря 2006). Архивировано 6 июня 2011 года. Дата обращения 29 июня 2014.
  10. ↑ Yoshida 2007-04-18,
  11. ↑ "Japanese Troops Took Locals as Comfort Women": International, Pacific Islands Report (21 сентября 1999). Архивировано 14 апреля 2021 года. Дата обращения 24 июля 2020.
  12. ↑ Reuters 2007-03-05,.
  13. ↑ Documents detail how Imperial military forced Dutch females to be 'comfort women', Japan Times (7 октября 2013). Архивировано 2 марта 2017 года.
  14. ↑ "Comfort Woman" Ellen van der Ploeg passed away. Дата обращения: 1 января 2016. Архивировано 5 января 2016 года.
  15. ↑ (May 2004) «Explaining wartime rape». Journal of Sex Research 41 (2): 129–36. doi:10.1080/00224490409552221. PMID 15326538.
  16. ↑ Mitchell, 1997
  17. ↑ Yoshimi, 2000, pp. 100–101, 105–106, 110–111
  18. ↑ Yoshimi, 2000, pp. 100–101, 105–106, 110–111;
    Fackler 2007-03-06,;
    BBC 2007-03-02,;
    BBC 2007-03-08,;
    (Pramoedya 2001).
  19. ↑ «[…] Пак (ее фамилия) было около 17 лет, она жила в Хармони, Корея, когда местные корейские чиновники, действуя по приказу японцев, начали набирать женщин на работу на фабриках. Кому-то из дома Пак пришлось уехать. В апреле 1942 года корейские власти передали Пак и других молодых женщин японцам, которые вывезли их в Китай, а не на фабрики. История Пак не является чем-то необычным. Большинство женщин, которые занимались сексом с японскими солдатами, были насильственно уведены из их семей или завербованы обманным путем», Horn, 1997.
  20. ↑ Press Conference: Latest research on Japan's military sexual slavery ("comfort women") (April 17, 2007). Архивировано 16 августа 2020 года.
  21. ↑ Fujioka, Nobukatsu. 婉曲&dq=慰安婦　婉曲 污辱の近現代史: いま、克服のとき : []. — Tokuma Shoten, 1996. — P. 39. — «慰安婦は戦地で外征軍を相手とする娼婦を指す用語(婉曲用語)だった。 (Ianfu was a euphemism for the prostitutes who served for the Japanese expeditionary forces outside Japan)».
  22. ↑ Carol Ruff. 'Comfort Women' Have Waited a Long Time for an Apology. Time (29 uhelyz 2015). Дата обращения: 27 січня 2020. Архивировано 20 грудня 2018. (англ.)
  23. ↑ (2013) «The Burden of History: The Issue of "Comfort Women" and What Japan Must do to Move Forward». Journal of International Affairs 67 (1): 245–256.
  24. ↑ Chang, Jae Apology Politics: Japan and South Korea's Dispute over Comfort Women. The Cornell Diplomat (May 4, 2019).
  25. ↑ Південна Корея ризикує зруйнувати зв'язки з Японією — Шіндзо Абе. Укрінформ (22 листопада 2018). Дата обращения: 27 січня 2020. Архивировано 27 січня 2020.
  26. ↑ Tanaka, 2018, s. 87.
  27. ↑ Soh, 2008, s. 39, 69.
  28. ↑ Soh, 2008, s. 71–72.
  29. ↑ Soh, 2008, s. 38–39, 69–70, 125.
  30. ↑ Soh, 2008, s. 39–40.
  31. ↑ 31,0 31,1 Soh, 2008, s. 70.
  32. ↑ Myadar, Davidson, 2021, s. 352.
  33. ↑ Kondoch, 2022, s. 252.
  34. ↑ Soh, 2008, s. 70–71.
  35. ↑ Soh, 2008, s. 57–63.
  36. ↑ Soh, 2008, s. 73–74.
  37. ↑ Soh, 2008, s. 73.
  38. ↑ 38,0 38,1 Ward, 2018, s. 2.
  39. ↑ Soh, 2008, s. 108.
  40. ↑ Hicks, 2011, s. 27.
  41. ↑ Soh, 2008, s. 109–110.
  42. ↑ Tsukamoto, 2023, s. 308.
  43. ↑ Soh, 2008, s. 111.
  44. ↑ Soh, 2008, s. 112.
  45. ↑ Soh, 2008, s. 113–114.
  46. ↑ Tanaka, 2002, s. 167–173.
  47. ↑ Soh, 2008, s. 114–116.
  48. ↑ Tanaka, 2002, s. 171–172.
  49. ↑ 49,0 49,1 Tanaka, 2002, s. 10–11.
  50. ↑ Mihalopoulos, 2011, s. 76–77.
  51. ↑ Mihalopoulos, 2011, s. 117–124.
  52. ↑ Lu, 2017, s. 450–451.
  53. ↑ Lu, 2017, s. 451.
  54. ↑ 54,0 54,1 Tanaka, 2002, s. 172.
  55. ↑ Tanaka, 2002, s. 170, 172–173.
  56. ↑ 56,0 56,1 56,2 Soh, 2008, s. 115.
  57. ↑ Tanaka, 2002, s. 172–173.
  58. ↑ 58,0 58,1 58,2 Tanaka, 2002, s. 173.
  59. ↑ Soh, 2008, s. 31, 116–117.
  60. ↑ 60,0 60,1 Tanaka, 2002, s. 8.
  61. ↑ Soh, 2008, s. 125.
  62. ↑ 62,0 62,1 Qiu, Su, Chen, 2014, s. 22–23.
  63. ↑ Tanaka, 2002, s. 9–10.
  64. ↑ Tanaka, 2002, s. 8–9.
  65. ↑ Tanaka, 2002, s. 168.
  66. ↑ Tanaka, 2002, s. 20.
  67. ↑ Tanaka, 2002, s. 9.
  68. ↑ Tanaka, 2002, s. 11.
  69. ↑ Tanaka, 2002, s. 11–12.
  70. ↑ Tanaka, 2002, s. 12–13.
  71. ↑ Tanaka, 2002, s. 13.
  72. ↑ Tanaka, 2002, s. 13–14.
  73. ↑ Margolin, 2013, s. 388–389.
  74. ↑ Tanaka, 2002, s. 14.
  75. ↑ Tanaka, 2002, s. 14–15.
  76. ↑ Tanaka, 2002, s. 15.
  77. ↑ Tanaka, 2002, s. 16.
  78. ↑ Tanaka, 2002, s. 16, 21.
  79. ↑ Tanaka, 2002, s. 18, 21.
  80. ↑ 80,0 80,1 80,2 Tanaka, 2002, s. 18.
  81. ↑ Tanaka, 2002, s. 166–167.
  82. ↑ 82,0 82,1 Tanaka, 2002, s. 27.
  83. ↑ Tanaka, 2002, s. 28.
  84. ↑ Tanaka, 2002, s. 28–29.
  85. ↑ Soh, 2008, s. 135, 140.
  86. ↑ 86,0 86,1 86,2 Tanaka, 2002, s. 30.
  87. ↑ Soh, 2008, s. 135.
  88. ↑ Tanaka, 2002, s. 15, 29–30.
  89. ↑ Soh, 2008, s. 31, 38.
  90. ↑ Hicks, 2011, s. 47.
  91. ↑ Tanaka, 2002, s. 24.
  92. ↑ Tanaka, 2018, s. 105.
  93. ↑ Tanaka, 2018, s. 106.
  94. ↑ 94,0 94,1 Soh, 2008, s. 124.
  95. ↑ Tanaka, 2002, s. 21–22.
  96. ↑ Tanaka, 2002, s. 26–27.
  97. ↑ Tanaka, 2002, s. 24–25.
  98. ↑ Soh, 2008, s. 38–39.
  99. ↑ Tanaka, 2002, s. 21.
  100. ↑ Tanaka, 2002, s. 27–28.
  101. ↑ Tanaka, 2018, s. 109.
  102. ↑ Tanaka, 2002, s. 25.
  103. ↑ Tanaka, 2002, s. 26.
  104. ↑ 104,0 104,1 Tanaka, 2002, s. 18–19.
  105. ↑ Tanaka, 2002, s. 19, 45–50.
  106. ↑ Tanaka, 2002, s. 50.
  107. ↑ Kutschera, x, x, x, 2017, s. 283–284.
  108. ↑ Soh, 2008, s. 117.
  109. ↑ 109,0 109,1 109,2 Qiu, Su, Chen, 2014, s. 54.
  110. ↑ Qiu, Su, Chen, 2014, s. 54–55.
  111. ↑ Qiu, Su, Chen, 2014, s. 55.
  112. ↑ Qiu, Su, Chen, 2014, s. 55–56.
  113. ↑ Qiu, Su, Chen, 2014, s. 56.
  114. ↑ Soh, 2008, s. 117–118.
  115. ↑ Soh, 2008, s. 119.
  116. ↑ Soh, 2008, s. 134.
  117. ↑ Soh, 2008, s. 121–124.
  118. ↑ Soh, 2008, s. 118, 124.
  119. ↑ Soh, 2008, s. 124, 127.
  120. ↑ Soh, 2008, s. 118, 130–132.
  121. ↑ Soh, 2008, s. 132–135.
  122. ↑ Tanaka, 2002, s. 37–38.
  123. ↑ Tanaka, 2002, s. 23, 38.
  124. ↑ 124,0 124,1 124,2 124,3 Tanaka, 2002, s. 38.
  125. ↑ 125,0 125,1 125,2 Tanaka, 2002, s. 23.
  126. ↑ Tanaka, 2002, s. 38, 43.
  127. ↑ Ward, 2018, s. 3.
  128. ↑ Tanaka, 2002, s. 42.
  129. ↑ Tanaka, 2002, s. 45.
  130. ↑ Tanaka, 2002, s. 80.
  131. ↑ Tanaka, 2017, s. xvi.
  132. ↑ Tanaka, 2002, s. 25–26.
  133. ↑ Tanaka, 2002, s. 23, 39–40.
  134. ↑ Tanaka, 2002, s. 44–45.
  135. ↑ Tanaka, 2002, s. 45–49.
  136. ↑ Tanaka, 2002, s. 49.
  137. ↑ Tanaka, 2002, s. 22.
  138. ↑ Argibay, 2003, s. 378.
  139. ↑ Margolin, 2013, s. 382.
  140. ↑ Margolin, 2013, s. 459.
  141. ↑ Soh, 2008, s. 8–9.
  142. ↑ Hicks, 2011, s. 34–35.
  143. ↑ Tanaka, 2002, s. 32, 45.
  144. ↑ Tanaka, 2018, s. 107–108.
  145. ↑ Tanaka, 2018, s. 108.
  146. ↑ Soh, 2008, s. 38.
  147. ↑ Soh, 2008, s. 38, 135.
  148. ↑ Soh, 2008, s. xvi.
  149. ↑ Soh, 2008, s. 2, 4, 7, 11–13.
  150. ↑ 150,0 150,1 Soh, 2008, s. 15.
  151. ↑ Soh, 2008, s. 2–4.
  152. ↑ Soh, 2008, s. 2, 15.
  153. ↑ Soh, 2008, s. 3–4, 10.
  154. ↑ 154,0 154,1 154,2 154,3 154,4 Soh, 2008, s. 10.
  155. ↑ Tanaka, 2002, s. 34.
  156. ↑ 156,0 156,1 Soh, 2008, s. 13.
  157. ↑ Tanaka, 2002, s. 35–36.
  158. ↑ 158,0 158,1 Margolin, 2013, s. 386.
  159. ↑ 159,0 159,1 Tanaka, 2002, s. 37.
  160. ↑ Tanaka, 2002, s. 36–37.
  161. ↑ Margolin, 2013, s. 384–388.
  162. ↑ 162,0 162,1 Soh, 2008, s. xiv, 137–139.
  163. ↑ Soh, 2008, s. 137–139.
  164. ↑ Tanaka, 2002, s. 41.
  165. ↑ Soh, 2008, s. 139–140.
  166. ↑ Soh, 2008, s. 139.
  167. ↑ Margolin, 2013, s. 381.
  168. ↑ Soh, 2008, s. 17.
  169. ↑ Soh, 2008, s. 18–20.
  170. ↑ Soh, 2008, s. 20, 22, 58–59, 160–161, 172.
  171. ↑ Soh, 2008, s. 61.
  172. ↑ Soh, 2008, s. 20, 62.
  173. ↑ Soh, 2008, s. 58.
  174. ↑ Soh, 2008, s. 232.
  175. ↑ Hicks, 2011, s. 48.

Литература

Ссылки


Источник — https://xn--h1ajim.xn--p1ai/index.php?title=Женщины_для_утешения&oldid=26816503