Ум — I. В процессах сложившегося сознания самонаблюдение различает три основных группы явлений: 1) восприятия и их интеллектуальную переработку, 2) изменения эмоционального равновесия; 3) волевые импульсы. Различение это имеет характер абстракции в том смысле, что мы не знаем состояния сознания, в котором какой-либо из этих элементов отсутствовал бы совершенно; но возможность различного количественного и качественного их комбинирования и невозможность сведения одного из них к другим заставляет нас различать их так же, как различаем мы в объективных предметах форму и цвет, никогда не наблюдаемые в чистом виде. Первая из основных групп психических процессов носит название У., умственной или познавательной деятельности. Разнообразие явлений этой группы и количественное преобладание дифференцированных интеллектуальных процессов над процессами обеих других групп вели и нередко ведут до сих пор к чрезмерному расширению объема понятия «ум» и отождествлению с ним всей совокупности явлений сознания; с другой стороны, та роль, которую в интеллектуальной деятельности культурного человека играют самые сложные процессы переработки восприятия, ведет к вносящему такую же сбивчивость сужению объема понятия и отожествлению «У.» с этими процессами, совокупность которых мы обнимаем именем рассудка, разума и т. д. Трехчленное деление получило в психологии всеобщее распространение сравнительно недавно, благодаря, главным образом, Канту. Изучать умственную деятельность можно или в её элементах (см. Восприятие, Внимание, Ассоциации, Память, Рассудок, Разум, Суждение), или поскольку они объединены в индивидуальной психологии и характеризуют интеллектуальную индивидуальность. Характерная особенность нашего сознания состоит в том, что из бесчисленного множества явлений внешнего мира материал для умственных операций доставляет только ничтожная часть — явления, могущие быть воспринятыми при посредстве наших органов чувств. Можно представить себе душевный мир, область восприятия которого ограничена почти исключительно осязательными впечатлениями (слепая и глухонемая Лаура Бриджмен); при этих условиях возможно образование довольно сложных представлений, но душевная жизнь будет отличаться поразительной односторонностью. Из восприятий зрительных и слуховых большее значение для умственного развития имеют, по-видимому, послания, вследствие тесной связи их со звуковой речью, которой главным образом мы обязаны возможностью пользоваться умственным опытом, накопленным предшествовавшими поколениями: глухонемые, не получившие образования., остаются всю жизнь на уровне слабоумных даже в том случае, когда глухота не зависит от более общего поражения мозга. Но и при полной невредимости органов чувств не все впечатления, на них действующие, входят в наше сознание как материал, пригодный для дальнейшей умственной переработке. Большая часть получаемых нами ежедневно впечатлений для этого слишком неясны и расплывчаты. Для того, чтобы они стали восприятиями, нужны, помимо условий физиологического характера, условия интеллектуального свойства, определяющие интеллектуальную индивидуальность. Впечатления становятся ясными восприятиями только в том случае, если они встречают в нашем сознании своего рода резонаторы, в виде содержащихся в нем образов воспоминания, совместное возбуждение которых усиливает чувственное раздражение (апперцепция). Человек, незнакомый с растительным миром, получит при рассматривании цветка изумительно скудное количество восприятий, сравнительно с ботаником. То же наблюдают на себе неспециалисты при посещении, напр., выставки машин. Единичные сильные впечатления могут при этом еще проникать в сознание, но они в нем не задерживаются и не усваиваются, так как не вступают в связь с нашими представлениями и понятиями и остаются без последствий в смысле дальнейшей умственной переработки. В таком положении, по отношению ко всей области внешних впечатлений, находится сознание ребенка в первое время по его появлении на свет. Пока впечатления внешнего мира не образовали еще никаких прочных следов для воспоминаний, до тех пор не возникает и та ткань психологических отношений, в которой все последующие впечатления тотчас же сплетаются с умственными приобретениями предшествующего времени. Даже тогда, когда часто повторяющиеся впечатления создали уже в сознании ребенка прочные следы, число его восприятий отличается большою скудостью и односторонностью, в соответствии с малочисленностью и однообразием его воспоминаний. Так же скудны и односторонни восприятия дикаря. Образование и наука повышают нашу восприимчивость к внешним впечатлениям, создавая в нашем сознании созвучия с самыми разнородными впечатлениями внешнего мира. Самым важным следствием влияния наличного запаса представлений на процесс восприятия является возможность выбора между действующими на нас впечатлениями. Содержание сознания ребенка находится в полной зависимости от случайностей окружающей его обстановки; на него действуют в каждый данный момент лишь наиболее сильные раздражения, независимо от внутренней связи явлений. У взрослых, напротив того, процесс восприятия все более и более подчиняется наклонностям каждого, складывающимся из личного душевного опыта. Нами воспринимаются предпочтительно те впечатления, которые находят отзвук в накопленных нами представлениях и ассоциациях их; каждый шаг в этом направлении прогрессивно усиливает отзывчивость, так что, наконец, самый легкий намек на близкое нашему интеллектуальному миру впечатление вызывает ясное и отчетливое восприятие. Этим путем поддерживается единство нашей личности, создается интеллектуальная индивидуальность. Из сказанного ясно, какое выдающееся влияние на все течение нашей умственной жизни оказывает память (см. Память). Ходячее представление, противополагающее развитие памяти умственному развитию, основано на недоразумении. Наши воспоминания не только образуют ту сеть, в которую вплетаются новые впечатления, но отчасти определяют выбор тех восприятий, которые войдут в наше сознание в качестве обновляющего материала, и то место, которое они займут в общей сети психологических отношений. Они влияют не только на количество, но и на качество получаемых восприятий. Мы видим в фетише не то, что видит в нем африканский дикарь; апперципируемый объект изменяется под влиянием «апперципирующей массы», как и сам он ее видоизменяет, входя с ней в сочетание. Ослабление памяти в старости или под влиянием прогрессивного паралича ведет к распадению умственной жизни и утрате интеллектуальной индивидуальности: личность становится беспомощной жертвой случайных сильнейших впечатлений момента, не сочетающихся друг с другом и остающихся без дальнейшей переработки. То противопоставление памяти умственному развитию, о котором мы упомянули, основано на отожествлении памяти вообще с некоторыми специальными ее видами. При привычке к отвлеченному мышлению могут, напр., ослабевать конкретные воспоминания, потому что отвлечение и состоит в том, что в продукте сложной и разнородной ассоциации представлений отпадают их конкретные черты; на крайних степенях этого процесса конкретные черты могут даже отсутствовать совершенно и заместиться символом или знаком. На этих ступенях возможно то явление, которое Гете охарактеризовал в словах: «Wo die Begriffe fehlen, da stellt ein Wort zur rechten Zeit sich ein», т. е. возникновение идей, лишенных всякой конкретной основы в форме конкретных образов, воспоминаний, — подводный камень, о который так часто разбивались философские умозрения. Нельзя, однако, выводить отсюда заключение неблагоприятное для памяти вообще; наоборот, отвлеченное мышление предполагает наличность сложного и разнородного комплекса воспоминаний. Другим важным фактором, влияющим на течение умственной деятельности, является внимание (см. Внимание). Оно оказывает влияние уже на процессы восприятия, повышая нашу восприимчивость к тем впечатлениям, на которые оно направлено. Еще более значительной является его роль в процессах переработки восприятий. Если воспринимаются только впечатления, находящие себе отзвук в апперципирующей массе нашего сознания, то связь эта во всяком случае обоюдна, и восприятие оживляет в нашем сознании только созвучные следы прежнего душевного опыта. Подобных созвучных следов в развитом сознании каждое восприятие находит так много, что исходящее из него непроизвольное течение представлений может принимать крайне разнообразный и иногда совершенно беспорядочный характер. Последнее наблюдается в тех случаях, когда, под влиянием усталости, мы «даем полную волю» нашим ассоциациям представлений; в сознании проносятся тогда хаотические обрывки представлений, соединенные между собой часто только случайною внешней связью и заводящие нас так далеко от исходного пункта наших размышлений, что, сделав усилие над собой для обозрения пройденного нами пути, мы становимся в тупик перед зигзагами наших представлений. В еще более резкой форме это наблюдается при «вихре идей» у душевнобольных. Внимание вносит в течение наших представлений планомерность; неизвестным нам ближе путем оно, при посредстве созвучных с данным восприятием «резонаторов», усиливает все соответствующее планам, желаниям и потребностям личности и таким образом создает для течения представлений определенные рамки. Устойчивость внимания, способность к его сосредоточению зависит, по-видимому, ближайшим образом от эмоциональной характеристики личности, глубины и устойчивости ее эмоций, — а последнее определяется существованием в сознании мощной, тесно объединенной группы представлений и идей; этим, вероятно, объясняется, что способность к глубокому сосредоточению внимания часто наблюдается у «узких» и «односторонних» людей. Сочетание способности к устойчивому вниманию с широтой и разносторонностью идейного содержания сознания дает гениев. Ошибка, часто совершаемая людьми, говорящими о «рассеянности» ученого и о «рассеянности» ребенка, отвлекающегося от занятий по поводу всякого пустяка, зависит от смешения двух прямо противоположных явлений: в последнем случае мы имеем перед собой полную неспособность сосредоточить на чем-либо внимание (явление, часто наблюдаемое и у взрослых под влиянием усталости), во втором — такое глубокое сосредоточение внимания на внутренней работе, что посторонние ей предметы не в состоянии достигнуть сознания. На высших степенях этого состояния перед заполняющей все сознание умственной работой может отступить на задний план даже смертельная опасность (предсмертные минуты Архимеда). Третьим моментом, определяющим течение умственной деятельности, является «утомляемость» личности. Она очень велика у слабоумных, идиотов, при старческом распадении умственной жизни. Уменьшаясь под влиянием упражнения, проявляясь менее заметно при занятиях в знакомых областях, утомляемость в то же время — как показали новейшие исследования, — имеет, подобно памяти и вниманию, резко индивидуальный характер и входит в характеристику интеллектуальной индивидуальности в качестве одного из существенных ее признаков. Особый вид утомляемости мы имеем в тех случаях, когда она стоит в прямой связи с повышенной впечатлительностью: эти случаи и повели к возникновению теории, отождествляющей гений с психозом, так как гениальность часто сопровождается резко выраженной нервно- и психастенией. Завися от усиленной впечатлительности и находя в последней себе поправку, эта утомляемость не исключает — при благоприятных условиях — возможности крупной по своему объему работы. — На эмоции интеллектуальная деятельность оказывает умеряющее влияние; представление, соединенное с яркой эмоцией, вступая в ассоциацию с другими рядами представлений, находит среди них представления, связанные с иными чувствованиями, нейтрализующими до известной степени первоначальную эмоцию. Но в то же время она углубляет их: если с одним из членов сложной ассоциации связана пережитая нами когда-то эмоция, то чем разнороднее и сложнее ассоциация, тем чаще по самым разнообразным поводам будет возникать у нас в памяти воспоминание об этой эмоции. Распространенное представление о том, что «образование не делает людей более счастливыми» имеет, поэтому основание, если критерием счастья считать непосредственную жизнерадостность, а не интенсивность и полноту душевной жизни: дикари и дети, с их неразвитой памятью, непосредственнее и жизнерадостнее, чем образованный человек, сохраняющий воспоминания о прошлых страданиях, окрашивающие оттенком грусти и заботы думы о будущем. Эмоции первых ярче, но поверхностнее. В качественном отношении интеллектуальная деятельность влияет особенно на расширение симпатических чувствований; влияние ее в этом отношении так резко, что известную формулу: «Все понять, значит все простить», можно было бы с полным правом парафразировать так: «Все познать, значить все полюбить». Интеллектуальная деятельность сопровождается особыми «интеллектуальными эмоциями». Подобно другим высшим эмоциям, интеллектуальные эмоции уступают по своей интенсивности низшим в момент их появления, но характеризуются несравненно большей способностью к возобновлению. Сопровождая почти беспрерывно наше мышление в течение всей жизни, они у личности с широко развитой умственной деятельностью придают основному фону душевного настроения устойчивость и ровность и могут исчезнуть только под влиянием исключительно тяжелых потрясений, надламывающих психическую индивидуальность. Относительно наших реакций на внешние впечатления умственная деятельность оказывает резко задерживающее влияние. В этой задержке и смысл ее возникновения в филогенезе органического мира, в качестве одного из механизмов приспособления организмов к более сложной среде. Кроме простых впечатлений, вызывающих даже у современного человека простые рефлексы (рефлекторный кашель при попадании в дыхательное горло инородного тела, рефлекторная рвота и т. д.), на организм действуют явления, слагающиеся из ряда последовательных впечатлений. Функция умственной деятельности и состоит в том, чтобы задержать реакцию при воздействии первого из этих впечатлений, дать возможность подействовать следующим впечатлениям, дать возможность сочетаться новым восприятием с воспоминаниями о прежнем опыте и выработать целесообразную и планомерную реакцию. Выработанные при посредстве сознания сложные ряды реакций на сложные ряды впечатлений превращаются благодаря навыку в инстинктивные, т. е. протекающие настолько быстро, что обычно они не проникают в сознание и подходят к типу рефлекса. Умственной деятельности настолько присуща склонность к задержке реакций, что при одностороннем направлении душевного развития только в сторону воспитания У. легко возникают явления «паралича» или, вернее, «недоразвития воли». Нормальный ряд психических процессов (восприятие, интеллектуальная переработка, волевая реакция) часто не совершается в полном виде или под влиянием пассивной мечтательности, или вследствие того, что воспитание заменяет самодеятельность дисциплиной и ставит рефлекторное исполнение приказания на место волевого акта, вытекающего из интеллектуальной работы личности. Отсюда может произойти то странное разъединение интеллектуальной и волевой сфер, которое так часто поражало моралистов и нашло себе выражение в известном стихе: vidéo meliora proboque, deteriora sequor. Действия личности определяются при этом по преимуществу принявшими инстинктивный характер привычками и не имеют опоры в ее интеллектуальном мире, знаниях, убеждениях и взглядах. Переход интеллектуального процесса в волевой импульс возможен только при известной энергии первого, поэтому подобное явление наблюдается даже у людей с развитой волей в моменты усталости и представляет один из стойких симптомов неврастении, отражающейся не столько на качестве, сколько на энергии умственных процессов.
О различном значении термина ум см. Эйслер, «Wörterb. d. Philosoph. Begriffe», слова Vernuft, Verstand, Intellect (Б., 1898).
П.