Дело дьяка Висковатого

Эта статья находится на начальном уровне проработки, в одной из её версий выборочно используется текст из источника, распространяемого под свободной лицензией
Материал из энциклопедии Руниверсалис
Благовещенский собор Московского Кремля

Дело Ивана Висковатого, дьяка Посольского приказа, влиятельного политического деятеля в окружении царя Ивана Грозного, рассматривалось на соборе «на еретики» 1553—1554 годов и касалось иконографического стиля новых икон, написанных для сгоревшего в 1547 году Благовещенского собора Кремля.

Ход соборных заседаний

Фреска «Сопрестолье»
Благовещенский собор
Около лика Бога-Отца надпись «Господь Саваоф»

25 октября 1553 года во время соборного заседания, на котором обсуждались меры, принятые относительно иконописания на соборе 1551 года, участвующий в соборе посольский дьяк Иван Висковатый выступил против новых икон. По требованию митрополита Макария через месяц дьяк подал пространную записку, в которой излагал свои мнения относительно новых, написанных новгородскими и псковскими мастерами икон. Висковатый обвинил протопопа Благовещенского собора Сильвестра и другого благовещенского иерея Симеона в близости еретикам Матвею Башкину и старцу Артемию,[1] связав таким образом вопрос об иконах с ересью. Для исследования вопроса дьяк просил соборного разбирательства. Соборное разбирательство по этому делу состоялось в январе 1554 года и закончилось осуждением самого дьяка. На большинство «недоумений» дьяка собор ответил отрицательно. Дьяк раскаялся в своём поведении и был осужден к трёхлетней епитимии (отстранён от причастия). Соборное определение осуждало его, согласно 64-му правилу[2] Трулльского собора, за возмущение народа. Также запрещалось держать книги святых Правил и учить, рассуждать о невидимом Божестве и непостижимом существе. В вину дьяку ставилось и некорректное цитирование правила VII Вселенского Собора.[3] Кроме того, собор постановил «о всех тех святых иконах, о которых еси сомнение имел, и о прочих святых иконах, впредь тебе сомнения не иметь, и не рассуждати», пригрозив на будущее отлучением[4].

Существо спора

Однако вопрос об иконописи, поднятый дьяком на соборе, сложнее и не ограничивается темой церковных правил. В своей записке дьяк показал завидную эрудицию и достаточное понимание задач иконописи[5].

«Не подобает невидимого Божества и бесплотных воображати…»,— таким заявлением дьяка начинается спор. Речь идёт об иконном изображении первого члена Символа Веры. Висковатый настаивает, что образ Божий может быть только записан словами, а изображения Бога-Отца в образе Старца, Ветхого Днями, по пророчеству Даниила, недопустимо. Митрополит отводит это обвинение: «В нашей земле русьской отнележ просвещени быхом святым крещением, живописцы невидимого Божества по существу не описуют, а пишут и воображают по пророческому видению и по древним образцам греческим». Однако в своих возражениях Висковатый идёт дальше, различая видение Божества по пророкам и явление в Боговоплощении: «…все не едино видение видеша, не существа, но славы». «Не подобает почитать образ паче истины»,— говорит дьяк в другом месте, ссылаясь на 82-е правило Трулльского Собора. Для него ветхозаветные образы и сени минули, и после свершившегося Боговоплощения нет нужды возвращаться к ним: «Ветхая вся мимоидоша и быша вся нова». Существо вопроса для Висковатого понятно: изобразимо Боговоплощение, Богоявление как исторически свершенное деяние. «Истино Слово Божие Господь наш Иисус Христос виден нам в плотском смотрении, а прежде век от Отца невидим и неописан». Митрополит Макарий не различает Теофаний и пророческих видений: в его системе аргументации они занимают равноправное место[6]. И это весьма существенный момент спора, выявляющий разницу подходов к иконографии.

Однако отсылка к древним греческим образцам (на них ссылаются оба полемиста) у дьяка не корректна. Святитель Макарий резонно приводит примеры изображения Бога-Саваофа[7] в московских и новгородских церквях, причём икон греческого письма. Несколько ранее, Стоглавый собор предписал писать иконы «древних образцов, а от самомышления бы и своими догадками Божества не описывали»[8]. Однако никаких критериев древности собор не даёт. В результате все иконы, написанные ранее и как бы утверждённые временем, автоматически становились «древними» образцами.

Четырёхчастная икона Благовещенского собора Московского Кремля.
1547 год.

Висковатого смущает и обилие аллегорий на иконах и в росписях в царских палатах. В частности, его недоумение вызывает изображение Христа в образе юноши облачённого в броню, держащего в руке меч. Или образ Святого Духа «в птичьем незнаемом образе».

Изображение Сына Божия в виде ангела с крыльями на иконах, изображавших сотворение мира, было истолковано Висковатым как исповедание Сына неравночестным Отцу. Здесь следует отметить ещё одну немаловажную деталь: дьяк называет этот образ «латинским мудрованием». Он прямо говорит, что «многажды слышал от Латын в разговоре, что тело Господа нашего Иисуса Христа укрываху Херувимы от срамоты». Отношение к латинству Висковатого известно по свидетельствам иностранцев. Генрих Штаден пишет, что он «к христианам (то есть к католикам) был очень враждебен». Л. А. Успенский считает, что многие элементы новой иконографии явно навеяны мотивами католической и северогерманской мистики[9]. Эти заимствованные элементы и вызывают критику Висковатого.

Между прочим, дьяк отмечает и другую причину, по которой невозможны изображения нереалистические. Так как иконы имеют целью напоминать о Христе неграмотным, тем кто «не видят книг», то отступление от исторической правды не допустимы, ибо вводят в заблуждение, дают ложные образы[10].

Западное влияние начинает проникать через Новгород ещё во второй половине XV века. При архиепископе Геннадии это влияние только усиливается. В своё время москвича Геннадия возмущал символизм новых новгородских икон, в которых он видел преломление распространившейся среди новгородцев ереси. Теперь митрополит Макарий, бывший новгородский архиерей, ратует за подобные изображения. Вполне вероятно, что владыка Макарий видел насущную необходимость в подобных изображениях в целях просвещения, поборником которого, как известно, он был. Однако сложный символизм новых изображений вряд ли был понятен людям не книжным, и дидактическая цель здесь не достигается. С другой стороны дробление иконописного пространства, «разъяснительная» сложность иконы разрушают цельность образа и цельность восприятия. Такая икона ориентирована не на молитву, а на размышление.

О. Георгий Флоровский оценивает спор Висковатого с Митрополитом Макарием как столкновение двух религиозно-этических ориентаций: «традиционного иератического реализма и символизма, питаемого возбуждённым воображением». В своей книге «Пути русского богословия» О. Георгий по поводу новых икон Благовещенского собора пишет: «Икона становится слишком литературной, начинает изображать скорее идеи, чем лики; сама религиозная идея слишком часто тонет, теряется и расплывается в художественной хитрости и узорочьи форм»[11].

Н. Е. Андреев видит в поведении посольского дьяка активное сопротивление проникновению западных новшеств и недопустимых «мудрований»: «В том и в другом случае Висковатый оказывался не только ревнителем традиционной религиозности, но действовал и как политик, государственник, слуга и сторонник московского самодержавия».

Политическая сторона дела

Однако дело имело и политическую сторону. Жёсткая реакция митрополита на выступление дьяка была, возможно, вызвана этим фактом. Дьяк обвинил благовещенских иереев не больше и не меньше, как в ереси. Косвенно обвинение падало и на поддерживающих их митрополита. Это придавало делу особую остроту: вряд ли искушённый политик не понимал последствий своих обвинений. Действительно, Висковатый близок кругу родственников царицы Анастасии Захарьиных: книги он берёт из библиотеки боярина Михаила Морозова и брата царицы Василия Юрьева-Захарьина[12]. Эту партию родственников царицы раздражает активная деятельность митрополита и его соратников, их влияние на политическую жизнь государства. Однако этот факт нисколько не ставит под сомнение важность вопросов поднятых Иваном Висковатым: какими бы ни были причины выступления дьяка на соборе, он затронул очень существенные вопросы[13].

О новой иконографии

Появление иконографических сюжетов, вызвавших недоумение посольского дьяка, относится к концу XV века. Появляются они вначале в Пскове, городе наиболее открытым латинскому влиянию. О подобных изображениях в письме дьяку Михаилу Мисюрю-Мунехину пишет переводчик Максима Грека Дмитрий Герасимов (1518-1519 гг.). Образ называется необычным, «его опроче одного града во всей русской земле не описуют». «Один град», как явствует из этого же письма, это Псков. В том же письме Герасимов сообщает, что новгородский архиепископ Геннадий оспаривал подобные изображения, но псковичи сослались на греческие образцы и архиепископа не послушали[14]. Отрицательно относится к ним и Максим Грек: «Преизлишне таковы образы писати, иноверным и нашим хрестианам простым на соблазн».

В 60-е годы аналогичные возражения в адрес новгородского иконописания высказывал Зиновий Отенский. Новгородский учёный монах придерживается тех же принципов теории иконописи, что и Висковатый, определяет икону, как уподобление первообразу[15], так же ссылается на правила Трулльского собора. Из его сочинения «Истины показание к вопросившим о новом учении» следует, что новая иконография вызывала оживлённые споры и в самом Новгороде[16][17]. Правоту дьяка подтверждают и святоотеческие творения. В писаниях патриарха Константинопольского Германа I, папы Григория II, Иоанна Дамаскина, а так же в «Многосложном свитке»[18], написанным патриархами Христофором Александрийским, Иовом Антиохийским и Ваилием Иерусалимским для император Феофила (836 год) мы встречаем те же взгляды[19].

А Большой Московский собор в XVII веке по существу подтвердил недопустимость изображений Бога-Отца в образе Саваофа. Впрочем, это запрещение не соблюдается: «Троица Новозаветная»[20] — часто встречаемый сюжет в храмовой росписи.

Примечания

  1. ↑ К слову сказать, Артемий еретиком признан не был. Известные его произведения, часть которых была написана в Литве, свидетельствуют о его православии.
  2. ↑ «Не следует мирянину держать речь или учить всенародно, присвоив себе таким образом учительское достоинство, а нужно следовать переданному от Господа чину и открывать ухо принявшим благодать учительского слова и от них учиться божественному». Нарушитель этого правила отлучается от церкви на 40 дней.
  3. ↑ В Исповеди Висковатого: «А что еси, государь, спросил, что написано въ моёмъ списке отъ првилъ Седьмаго Собора, что кроме плотского смотрения господня, и распятия на кресте, и образа Пречистые, и Святых угодившихъ, иных образов не писати, кроме техъ образовъ, и вы того въ правилах не нашли: и язъ, государь, то слово потому написал, что въ правилоехъ те образы именно написаны, а иных не написано, и что ми было сомненно…». Действительно, его добавка искажала смысл соборного определения, вводила нужное для дьяка правило.
  4. ↑ В вину Висковатому ставились не его сомнения, а поведение: «От своего мнения, не испытав божественного Писания, о тех святых честных иконах сомнение имел и вопил и возмущал народ православных хрестьян, въ соблазнъ и в поношение многимъ».
  5. ↑ Н. Е. Андреев по этому поводу пишет: «Висковатый выдвинул ряд важных и ценных соображений по поводу русской иконописи и — каковы бы ни были истинные причины его выступления — обнаружил большую эрудицию и, по нашему мнению, ясное понимание духа и смысла церковной живописи».
  6. ↑ «Для митрополита изображение Бога по пророческим видениям имеет ту же силу свидетельства, что и образ воплощения; он не делает между ними разницы»,— поясняет Л. А. Успенский (с.362-363)
  7. ↑ Образ Бога-Саваофа относится к второй ипостаси Пресвятой Троицы, Богу-Слову. На это указывал Большой Московский собор 1667 года
  8. ↑ 43-я глава Стоглава.
  9. ↑ См. Л. А. Успенский «Богословие иконы Православной Церкви». с.375.
  10. ↑ Философия русского религиозного искусства XVI—XX вв. Антология. с.293.
  11. ↑ О. Григорий Флоровский. «Пути русского богословия». с.27
  12. ↑ На этот факт обращает внимание Р. Г. Скрынников. (Р. Г. Скрынников. Иван Грозный. М.: ООО «Издательство АСТ», 2001. с 85-86)
  13. ↑ П. В. Знаменский пишет, что в этом споре Висковатый был поддержан московскими иконописцами, отстранёнными от дел. Если это так, то отстранение московских иконописцев могло означать отказ от московской иконописной школы в пользу новой, по сути модернистской школы Пскова и Новгорода. В этом случае спор приобретает ещё более трагическое содержание: московскому традиционализму противопоставляется новый взгляд на иконопись, не принимаемый в Москве. (см. П. В. Знаменский . История Русской Церкви. М.: Крутицкое патриаршее подворье, 1996. с. 151.)
  14. ↑ См. Андреев Н. Е. «Инок Зиновий Отенский о иконопочитании и иконописании».// Seminarium Kondakovianum. т. VIII. c.272.
  15. ↑ Зиновий, инок Отенский «Истины показание к вопросившим о новом учении» Казань. 1863 г. с. 360.
  16. ↑ «Истины показание к вопросившим о новом учении» Казань. 1863 г. Глава 55.
  17. ↑ Андреев Н. Е. «Инок Зиновий Отенский о иконопочитании и иконописании».// Seminarium Kondakovianum. т. VIII.
  18. ↑ Сборник 1647 года глава 28. Архивная копия от 23 октября 2012 на Wayback Machine
  19. ↑ См. Голубинский Е. Е. «История Русской Церкви» т. 2, ч. 1. с. 844.
  20. ↑ Троица Новозаветная представляет собой «конструкцию» из библейских откровений: Бог-Отец в образе Саваофа, старца «ветхого днями», Бог-Сын, воплощённый по человечеству Господь Иисус Христос и Дух Святой в образе голубином.

См. также

Источники

  • Акты Археографической Экспедиции. т.1 документ № 238, с.241-249
  • Розыск или список о богохульных строках и о сумнении святых честных икон Диака Ивана Михайлова сына Висковатого в лето 7062. // «Материалы Славянские», ЧОИДР 1858 г. т. II, с. 2.
  • Московские соборы на еретиков XVI века. Вопрос дьяка Висковатого // ЧОИДР 1847 г. год 3 т. 3, с. 4.

Литература

Источник — https://xn--h1ajim.xn--p1ai/index.php?title=Дело_дьяка_Висковатого&oldid=11734228