Египетские ночи

Эта статья находится на начальном уровне проработки, в одной из её версий выборочно используется текст из источника, распространяемого под свободной лицензией
Материал из энциклопедии Руниверсалис
У этого термина существуют и другие значения, см. Египетские ночи (значения).
Египетские ночи
Египетские ночи.jpg
Жанр повесть
Автор А. С. Пушкин
Язык оригинала русский
Дата первой публикации 1837[1]

«Еги́петские но́чи»[2] — незавершённая повесть Александра Пушкина, опубликованная после его смерти в журнале «Современник» (№ 8, 1837 год). В том виде, который реконструируют пушкиноведы, содержит большие стихотворные отрывки, отсутствующие в рукописи. Это единственное произведение Пушкина, где проза так тесно переплетается с поэзией.

Сюжет

Повесть состоит из трёх глав. В первой главе молодой и успешный поэт Чарский чувствует приближение вдохновения, когда в его петербургскую квартиру входит приезжий итальянец в истёртом платье, напоминающий шарлатана. Незнакомец называет себя неаполитанским художником и выражает надежду на помощь со стороны «собрата». Чарский отвечает ему резко и холодно, будучи уязвлён таким уподоблением. Однако когда итальянец собирается покинуть его квартиру, Чарский окликает его и из дальнейших расспросов узнаёт, что перед ним поэт-импровизатор.

Во второй главе Чарский берётся организовать выступление иностранца в светском обществе и организует распространение билетов. Чтобы испытать способности своего нового знакомого, он предлагает ему импровизацию на давно занимающую его тему «поэт и чернь». Строки, которые льются из уст итальянца, глубоко впечатляют Чарского. Однако, едва успев окончить своё декламирование, гость начинает в предвкушении барыша рассуждать о цене билетов, чем разочаровывает своего слушателя, которому пришлось «с высоты поэзии вдруг упасть под лавку конторщика».

В третьей главе показано светское собрание, на котором выступает итальянец. Из предложенных гостями тем путём жребия выбирают одну — «Клеопатра и её любовники». Речь идёт о сообщении Секста Аврелия Виктора в сочинении «О знаменитых людях» (гл. LXXXVI) о том, что египетская царица будто бы продавала ночи любви за жизнь мимолётного избранника.

Импровизатор чувствовал приближение бога… Он дал знак музыкантам играть… Лицо его страшно побледнело, он затрепетал как в лихорадке; глаза его засверкали чудным огнём; он приподнял рукою черные свои волосы, отёр платком высокое чело, покрытое каплями пота… и вдруг шагнул вперед, сложил крестом руки на грудь… музыка умолкла… Импровизация началась[3].

Эволюция замысла

Египетскую царицу Клеопатру традиционно представляют как воплощение обольстительной и коварной красоты, слияние эроса и танатоса[4]

Исходной точкой для воображения Пушкина послужили сведения, взятые из сочинения «О знаменитых людях» Аврелия Виктора, в которое неизвестный редактор поздней античности вставил несколько глав, в том числе главу LXXXVI, относящуюся к царице Клеопатре: «Она была так развратна, что часто проституировала, и обладала такой красотой, что многие мужчины своей смертью платили за обладание ею в течение одной ночи» (в пер. В.С. Соколова). Замысел произведения, развёртывающего эту тему в полноценное повествование, вызревал у Пушкина дольше, чем замыслы других его произведений, — на протяжении более чем десяти лет:

  • В октябре 1824 г. в Михайловском ссыльный поэт создаёт первую обработку сюжета — неоконченную поэму «Клеопатра»[5]. По оценке Д. Мирского, это «один из интереснейших замыслов Пушкина, великолепная поэма о смерти и сладострастии»[6].
  • В 1828 г. поэт принимается за переделку стихотворения о Клеопатре, развивая и заостряя отдельные его темы. Одновременно он пишет прозаический отрывок «Гости съезжались на дачу…», где светская красавица Зинаида Вольская представляет волновавший его в это время образ «Клеопатры Невы» — пренебрегающей светскими условиями страстной женщины, в котором большинство пушкиноведов угадывает Аграфену Закревскую («беззаконная комета в кругу расчисленном светил»). Возможно, переработанное стихотворение о Клеопатре предназначалось к включению в текст этой повести.
  • В середине 1830-х годов[7] Пушкин возвращается к замыслу повести о Вольской и начинает её заново строками «Мы проводили вечер на даче…» В своей новой ипостаси сюжет из жизни великосветского общества оказывается зарифмован с египетским сюжетом из Аврелия Виктора. Подобно Клеопатре, Вольская намекает, что готова провести ночь с тем, кто готов будет расстаться за это с жизнью. Вопреки её убеждению, что современные мужчины слишком малодушны для этого, один из них принимает вызов[8].
  • Время написания повести «Египетские ночи» неизвестно, однако чаще всего его относят к пребыванию Пушкина в Михайловском в сентябре—октябре 1835 года[9]. Стихотворный отрывок из второй главы, отсутствующий в рукописи, развивает давно занимавшую Пушкина тему взаимоотношений поэта и толпы. Это относящийся к осени 1835 года черновой набросок, основанный на переработке строф из неоконченной поэмы «Езерский». Третью главу завершают поэтические отрывки о Клеопатре, сочинённые примерно в то же время на основе стихотворения 1828 года, однако связного текста не составляющие.

Анна Ахматова считала прозаический текст «Мы проводили вечер на даче» вполне самодостаточным и оконченным произведением Пушкина, более того — лучшим из созданного им в прозе. По её мысли, этот текст написан после «Египетских ночей» и представляет сгущение основных тем этого экспериментального, в сущности, произведения[10]:

Если вдуматься в отрывок «Мы проводили вечер…», нельзя не поразиться сложностью и даже дерзостью его композиции <…> Да и отрывок ли это? Всё, в сущности, сказано. Едва ли читатель вправе ждать описания любовных утех Минского и Вольской и самоубийства счастливца. Мне кажется, что «Мы проводили…» — нечто вроде маленьких трагедий Пушкина, но только в прозе.

Возможные продолжения

Последние строки
пушкинского текста[11]

И вот уже сокрылся день,
Восходит месяц златорогий.
Александрийские чертоги
Покрыла сладостная тень.
Фонтаны бьют, горят лампады,
Курится лёгкий фимиам.
И сладострастные прохлады
Земным готовятся богам.
В роскошном сумрачном покое
Средь обольстительных чудес
Под сенью пурпурных завес
Блистает ложе золотое.

В рукописи повесть обрывается на словах «Импровизация началась». Загадка её окончания терзала не одно поколение пушкиноведов, хотя ещё в 1855 г. П. В. Анненков настаивал, что и в наличном виде «мы имеем произведение в художественной полноте и оконченности»[12].

Сложилось два основных взгляда на возможное продолжение повести. «Центральное место в „Египетских ночах“ занимает поэма о Клеопатре. Прозаический рассказ является только её рамой. Сцены современной жизни только оттеняют события древнего мира», — излагает первый подход В. Я. Брюсов[13], который в 1914-16 гг. дописал поэму о ночах Клеопатры и, следуя собственной реконструкции замысла Пушкина, закончил тем самым и всю повесть:

Брюсов закончил пушкинскую поэму с удивительным тактом, но он вытащил из неё тему, которую тоже не очень приятно многим читать. Это получилась история о садомазохическом начале в любви, о мучительстве, о смерти, о том, как трое гибнут по мановению царицы, и гибнут, естественно, по-разному, потому что это разные герои, разновозрастные, разнотипные. И самое великолепное там в том, что троих она убила по своей прихоти, а в финале она сама становится жертвой («к царице следует Антоний») — приходит Антоний, и ясно, что он её подчинит.

— Дмитрий Быков[14]

Вторая группа пушкиноведов, по словам того же Брюсова, ожидает в продолжении повести «повторение египетского анекдота в современных условиях жизни», то есть воспроизведение фабулы более ранних отрывков о Вольской. В этой трактовке основная художественная интенция автора оказывается заложенной именно в прозаический текст[15] и всё произведение рассматривается в контексте светских повестей Пушкина. В русле этой трактовки попытку реконструировать полный текст повести предпринял М. Л. Гофман[16].

Мода на импровизаторов

Основная статья: Импровизаторы

В «Египетских ночах» Пушкин разрабатывает сразу две модные темы — ориентальную и итальянскую. Интерес к Древнему Египту, порождённый экспедицией Наполеона и открытиями Шампольона, ко времени написания повести начинал идти на убыль, тогда как Италия всё так же влекла взоры русских художников и поэтов, как и десятилетием прежде, когда она рисовалась Пушкину романтическим раем творческой свободы (см. строфу «Адриатические волны, О Брента! нет, увижу вас…» в 1-й главе «Евгения Онегина»).

В середине 1830-х годов русская и иностранная пресса пестрела публикациями об итальянских поэтах-импровизаторах, которые экспромтом декламировали сочинённые тут же стихотворения (и даже поэмы) на любую заданную тему. Характерно суждение Гегеля[17]:

«Итальянские импровизаторы удивительно талантливы: они и теперь ещё импровизируют пятиактные драмы, в которых нет ничего заученного, а всё создается благодаря знанию человеческих страстей и ситуаций и глубокому вдохновению в данный момент».

Интерес русской публики к этой теме всколыхнули выступления импровизатора Макса Лангеншварца[18] в Москве и Петербурге в 1832 году. Организовать эти представления помогала «светская львица» Долли Фикельмон, которая, как известно из её дневника, за шесть лет до того внимала в Италии импровизациям знаменитого Томмазо Сгриччи на тему смерти Клеопатры. Возможно, именно рассказы Фикельмон об искусстве импровизаторов и навели Пушкина на мысль соединить эту модную тему с давно занимавшим его сюжетом о своенравной египетской царице[19].

Непосредственным источником образа импровизатора в повести мог стать польский поэт Адам Мицкевич. Если верить молве, Пушкин был высокого мнения о его импровизациях, на которых и сам присутствовал[20]. А. Ахматова даже «высказала предположение, что Пушкин, снижая своего импровизатора, взял реванш у Мицкевича за его резкие личные намёки, содержавшиеся в стихотворении „Русским друзьям“»[21].

Два поэта

Основная тема повести — противоречивость положения творца в современном обществе — созвучна другим русским повестям 1-й половины 1830-х годов, как то: «Импровизатор» В. Одоевского (первая в России повесть на тему поэтического импровизаторства), «Живописец» Н. Полевого, «Портрет» Н. Гоголя[22]. Неожиданное для окружающих преображение импровизатора в момент творчества сродни высокопоэтическим образам хрестоматийных пушкинских стихотворений «Пророк» и «Поэт».

Из отзывов современников поэта известно, как поражал их контраст между гениальностью сочинений и малопривлекательной внешностью их автора[23], да и сам «потомок негров безобразный» сетовал друзьям на своё «арапское безобразие»[24], в то же время не стесняясь «думать о красе ногтей». В повести как раз и выявляется драматизм двойной жизни художника — то общее, что при наружном контрасте их жизненных обстоятельств сближает аристократа Чарского с нищим бродягой-иностранцем[25]:

Погруженные в «заботы суетного света», оба они по-разному подпадают под его влияние и в этом «хладном сне» уподобляются самым «ничтожным» из «детей ничтожных мира»: один отдает щедрую дань светским предрассудкам, другой погружен в «меркантильные расчеты»; но лишь до тех пор, пока не зазвучит «божественный глагол». В момент вдохновения и Чарский, и импровизатор — свободные творцы, слышащие «приближение бога».

— Нина Петрунина[22]

Адаптации

На сюжет «Египетских ночей» был поставлен спектакль Московского Камерного театра под руководством А. Я. Таирова, а С. С. Прокофьев написал к этому спектаклю симфоническую сюиту. Адаптация сюжета «Египетских ночей» с Сергеем Юрским в роли импровизатора составляет основу телевизионного фильма Михаила Швейцера «Маленькие трагедии»[26].

Одноимённый балет А. Аренского (1900), а также постановки М. М. Фокина «Египетские ночи» (1908) и «Клеопатра» (1909) к пушкинской повести отношения не имеет — в его основу положена новелла Теофиля Готье.

Примечания

  1. ↑ Электронная версия первой публикации. Дата обращения: 9 февраля 2015. Архивировано 10 февраля 2015 года.
  2. ↑ Название повести соответствует модной в 1830-е гг. литературной формуле («Русские ночи» В. Одоевского, «Флорентийские ночи» Г. Гейне), вызывающей в памяти «Аттические ночи» Авла Геллия.
  3. ↑ Стилистический перепад в последних прозаических строках обратил на себя внимание В. Брюсова. По его наблюдению, в заключительных строках «образы современности принимают тот же характер величавости, как образы древнего мира», а «грань между залой княгини Д., где происходила импровизация, и чертогом Клеопатры» стирается. См.: В. Брюсов. Мой Пушкин. М.—Л., 1929, с. 112
  4. ↑ Modernism, Rubén Darío, and the Poetics of Despair - Alberto Acereda, Rigoberto Guevara - Google Книги. Дата обращения: 9 февраля 2015. Архивировано 3 июня 2016 года.
  5. ↑ Б. В. Томашевский связывает интерес Пушкина к столь экзотическому сюжету с работой над «Подражаниями Корану», которые могли послужить для поэта «начальным толчком, чтобы мысленно переселяться в чуждую обстановку, далекую по нравам и образу мысли от привычного уклада жизни». См.: Томашевский Б. В. Пушкин, кн. 2. М.—Л., 1961, с. 57.
  6. ↑ Мирский Д. С. История русской литературы с древнейших времен до 1925 года. London, 1992. С. 135—159.
  7. ↑ Предположительно в 1835 году.
  8. ↑ В этом произведении Пушкина занимает пропасть между нравами мира античного и мира современного (скорее, иллюзорность этой пропасти).
  9. ↑ Примерно в то же время у Пушкина возник замысел «Повести из римской жизни», где на вечере у Петрония Арбитра, готовящегося принять смерть, всплывает тема ночей Клеопатры.
  10. ↑ А. А. Ахматова. Сочинения. Том 2. М., Худ. лит-ра, 1986. С. 153.
  11. ↑ Согласно первой публикации в «Современнике».
  12. ↑ Пушкин, Сочинения, т. I, изд. П. В. Анненкова, СПб., 1855, с. 401.
  13. ↑ В. Брюсов. Мой Пушкин. М.—Л., 1929, с. 112
  14. ↑ echo.msk.ru/programs/odin/1809506-echo/
  15. ↑ Новицкий П. И. «Египетские ночи» Пушкина. — В кн.: Пушкин А. Египетские ночи. Л., 1927, с. 48
  16. ↑ Гофман М. Л. Египетские ночи с полным текстом импровизации италианца, с новой четвёртой главой — Пушкина и с Приложением (заключительная пятая глава). Париж, 1935.
  17. ↑ Гегель Г. В. Ф. Эстетика. В 4 т. Т. I. М., 1968, с. 296.
  18. ↑ Langenschwarz, Maximilian Leopold (1801—1852) Архивная копия от 3 июня 2022 на Wayback Machine / Consortium of European Research Libraries (CERL)
  19. ↑ Это предположение принадлежит Н. Каухчишвили. См.: Гиллельсон М. И. Пушкин в итальянском издании дневника Д. Ф. Фикельмон. — Временник Пушкинской комиссии. 1967—1968. Л., 1970, с. 14—32.
  20. ↑ Odyniec A.-E. Listy z podrózy. T. 1. Warszawa, 1875. S. 53.
  21. ↑ Lednicki W. Adam Mickiewicz in World Literature. Berkeley and Los Angeles, 1956. P. 69—82.
  22. ↑ 22,0 22,1 Петрунина Н. Н. "Египетские ночи" и русская повесть 1830-х годов // Пушкин: Исследования и материалы / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1978. — Т. 8. — С. 22—50.
  23. ↑ «Я познакомился с поэтом Пушкиным. Рожа ничего не обещающая», — сообщал брату А. Я. Булгаков. «Превертлявый и ничего не обещающий снаружи человек», — записал в дневнике после знакомства М. П. Погодин.
  24. ↑ Пушкин. Тайна гибели - Р. Г. Скринников - Google Книги. Дата обращения: 9 февраля 2015. Архивировано 18 июня 2016 года.
  25. ↑ «Контраст Чарского и импровизатора — условный, временный, относительный. Постоянно и абсолютно в них — их единство: то, что они прекрасны как поэты, и то, что они оба пленники черни, хотя плен их различный» (И. М. Нусинов. Пушкин и мировая литература. М., 1941. С. 346—347).
  26. ↑ Маленькие трагедии. Мосфильм. Дата обращения: 10 февраля 2015. Архивировано 30 августа 2019 года.
    Mаленькие трагедии. Вокруг ТВ. Дата обращения: 10 февраля 2015. Архивировано 7 сентября 2019 года.
Источник — https://xn--h1ajim.xn--p1ai/index.php?title=Египетские_ночи&oldid=4847507